Солнце вышло из тумана
Пожалуй, нет в нашей стране человека, который хотя бы раз в жизни не смотрел фильмы, давно ставшие советской классикой: «Обыкновенное чудо», «Формула любви», «12 стульев», «Джентльмены удачи», «Собака на сене», «Человек с бульвара Капуцинов» или мультфильмы «Бременские музыканты», «Голубой щенок». А если смотрел, значит, не мог не подпевать замечательной музыке народного артиста России Геннадия Гладкова.
Недавно Геннадий Игоревич вместе с коллегой Александром Зацепиным приезжал в Беларусь, чтобы поздравить с 1150–летием древний Полоцк. Ночной концерт, организованный Белорусским государственным академическим музыкальным театром, у стен Софийского собора собрал настоящий аншлаг. Под звуки оркестра Геннадий Гладков в эксклюзивном интервью «СБ» рассказал о своих друзьях, интригах, о том, чем композитор живет сегодня.
В «Формуле любви» пел за Фараду
— Геннадий Игоревич, ваша музыка при всем ее разнообразии всегда производит впечатление крайней легкости, даже воздушности. Вы легко пишете?
— Нет, всегда мучаюсь, болею, страдаю. Бывают дни, когда смотрю на клавиши, а они — на меня, и мы не понимаем, что хотим друг от друга. Тогда лучше закрыть инструмент и заняться чем–то другим. А бывает, только успевай записывать: такая мощная информация оттуда (показывает пальцем вверх) идет. Только успевай фиксировать.
— Вы что–то пишете сегодня для кино?
— Сочинил мюзикл по сказкам братьев Гримм. Сам придумал либретто и стихи. И вдруг как–то о нем прознали продюсеры, пришли и забрали. Сейчас ждем государственную поддержку. Если получим, будем снимать кино. Но там ситуация своеобразная: 150 заявок на государственное финансирование и только 15 мест. Клыками дерутся, каждый хочет получить эти деньги. А так специально по заказу в кино я больше не работаю. Уже устал, столько картин сделал...
— Просто вашего уровня и режиссеров–то нет.
— Наверное. Когда мы работали с Марком Захаровым, понимали друг друга с полуслова. Сейчас везде на экране убийства, кровь, разборки. Когда предлагают такой материал, я всегда отказываюсь, а мне отвечают: «А вы напишите что–нибудь веселенькое» (смеется. — Прим. авт.).
Захаров был уверен, что в кино музыка должна быть только от сердца. Пусть даже она будет на что–то похожа. Это не страшно. Самое плохое, когда музыка ни на что не похожа, холодная и никакая. Он из меня это доставал. Иногда после работы в тот же вечер звонил мне: «Слушай, заводил тут дома твою музыку, мои девки плакали. Все, номер есть». Это фонтан был. И я кипел вместе с ним.
Помню, в фильме «Формула любви» я даже пел вместо Семена Фарады «Уно моменто» вместе с Сашей Абдуловым. Потом Семен на меня обиделся: «Почему ты рассказал всем об этом?» Переживал жутко. А с Абдуловым мы вдвоем, по–моему, лихо спели. Хотя все считали, что Саша без слуха, ругали его. А он долго–долго не пел, а потом раз — и запел. Потому что по сути талантливый, у него чуть позже возникала вокальная реакция. Ему нужно было освоить ее, переосмыслить, переработать, подчинить.
— Вам легко находить общий язык с нынешним поколением продюсеров, начальников от культуры?
— Они вроде бы окончили какие–то институты и университеты, но образование неглубокое, поверхностное. Часто не владеют диалектикой. В любом явлении видят только положительную сторону, а есть ведь еще и отрицательная. И когда они с ней сталкиваются, то пасуют. Не понимают, что любой человек и явление — это плюс и минус одновременно. Их нельзя разъединить.
Райкин был в строю до последнего
— А что требовал от вас Аркадий Райкин во время совместной работы?
— Только одно: чтобы я сидел и слушал его интермедии. Он на мне их обкатывал, использовал как лакмусовую бумажку. Смотрел на реакцию, спрашивал: «Ну как?» Я честно отвечал. Потом откладывал какую–то вещь, а какую–то сразу брал в работу.
У нас с ним были нежные отношения. Я очень старался, никогда не мог его подвести. Мы с Юрием Энтиным столько переделывали, только чтоб ему понравилось! Аркадий Исаакович — гениальный человек был совершенно. До самого своего конца. Он уже угасал, но все равно приезжал на концерты. Я был у него в больнице не раз, мы гуляли вечерами и думали над новой программой: какая здесь будет песня, какая там. Он уже еле ходил, но его все равно собирали и привозили на концерт. Там он концентрировался и пружиной вылетал на сцену. Ему очень нужны были зрители, живой отклик, глаза. Он не понимал камеру, не мог на нее работать. Требовал взаимного обмена энергией с залом.
Сурикова сидела с каменным лицом
— А с Аллой Суриковой легко работалось? «Человек с бульвара Капуцинов» — это ведь настоящий мюзикл.
— У Аллы есть одно хорошее качество для режиссера — мужской характер. Но при этом мало понятия о музыке. Это мешало. Вот вам пример. У нас была песня в картине, которую исполняла Лариса Долина.
— «Волшебный луч»?
— Нет, другая. И, кстати, не хуже. Но Сурикова сказала: «Возьмем только один куплет». Почему? «А потому! Мне негде снять под эту песню красивую натуру». Какую натуру? Стоит актриса, вот ее и снимай. Я сказал тогда: «Один куплет — это не песня, тогда я вообще ее убираю». Она легко согласилась, потому что, на мой взгляд, безразлична к музыке. У Володьки Дашкевича, композитора «Зимней вишни» и «Шерлока Холмса», с ней была такая же история. Алла боялась, чтоб, не дай бог, не сказали: «Какая хорошая музыка в фильме!» Вот я, помню, играю ей, а у нее никакого выражения на лице. Потом она спрашивает: «Тебе–то самому нравится?» Я отвечаю: «Мне нравится, да». «Ну ладно, дай мне эту запись». Потом она ходит и показывает ее всем. Вы вообще знаете современное отношение к композиторам со стороны режиссеров?
— Нет.
— Это же страшная ревность! Вот у Гайдая хватило ума брать в работу Сашу Зацепина, чтобы в его комедиях были шлягеры. Их поют и сегодня. У Григория Александрова хватило смелости приглашать Исаака Дунаевского. Обратите внимание: в его фильмах в титрах первым идет Дунаевский и только потом режиссер. А сейчас как? Мне один кинематографист так прямо и говорит: «Я тебя прошу: ни одного шлягера! Иначе опять будет не спектакль, а твой эстрадный концерт–фестиваль в Сопоте».
— Геннадий Игоревич, вдвойне приятно, что на юбилей Полоцка вы приехали вместе с Александром Зацепиным.
— Сашечка очарователен. Мы с ним очень давно дружим. Он всегда мне звонил: «Послушай, я вот тут сочинил...» Он всегда писал сначала музыку, а потом Леонид Дербенев сочинял стихи. Я в основном работаю наоборот. Правда, сначала появился мотив композиции «Луч солнца золотого», а потом Энтин написал стихи. Но это редко. А у Саши всегда так. И я каждый раз у него спрашивал: «Слушай, как ты можешь сочинять без стихов? Это же сложно». Но по–другому он не может.
Шостакович боялся завалить на экзамене
— Вообще, у меня со всеми композиторами замечательные отношения. Хотя как–то пытались нас стравить с Родионом Щедриным, но ничего не вышло. С Женей Птичкиным был конфликт, но буквально в последний момент перед его смертью мы с ним помирились. С Артемьевым учились вместе в консерватории, с Лешей Рыбниковым.
Экзамены у меня принимал Шостакович. Музыка моя ему очень понравилась, он после исполнения спросил какие–то технические вещи, а потом вскочил и сказал: «Ну все ясно!» «Нет, вы его поспрашивайте!» — потребовала приемная комиссия. А Дмитрий Дмитриевич был очень тактичным человеком, обожал студентов, и было видно, что он боится меня завалить. И стал задавать мне самые примитивные вопросы, глядя на меня с ужасом: вдруг я запнусь? Комиссия опять недовольна: «Ну что вы, Дмитрий Дмитриевич, такую ерунду спрашиваете? Пусть он проанализирует!» В общем, они не столько меня измучили на экзамене, сколько Шостаковича. Он был весь мокрый от пота. И когда эта пытка кончилась, мы оба вздохнули с облегчением. В итоге у меня диплом, подписанный гениальным Дмитрием Шостаковичем. Это же на всю жизнь. Чтобы такую подпись получить, надо через многое пройти.
Мне повезло в жизни, потому что мне на пути встретились удивительные люди: Сергей Образцов, Алиса Фрейндлих, Марк Захаров, Георгий Данелия, Аркадий Райкин, Татьяна Пельтцер, великий звукорежиссер Виктор Бабушкин, записавший «Бременских музыкантов» на четырех каналах. Они поэтому и до сих пор так классно звучат. Все любили друг друга, хотели вместе что–то сделать. Никто не считал денег, потому что их по утвержденной ставке начисляло государство, и никто не нервничал. А сейчас надо торговаться, интриговать, брать спонсора за горло, пробивать свои идеи. Я этого ничего не умею делать. И если бы мне пришлось начинать сейчас, как сегодняшним молодым композиторам, честно скажу, я вряд ли бы реализовался...
Авторы публикации: Виктория ПОПОВА, Валентин ПЕПЕЛЯЕВ