Олег Табаков: «Смерть Сталина, по сути, меня спасла»
17 августа знаменитому актеру исполнилось 75 лет. В интервью Олег Табаков рассказал, почему с детства был вынужден вести двойную нравственную бухгалтерию, как обернул инфаркт себе на пользу и чем закончилась его любовь с американской миллиардершей.Великий лицедей и одновременно большущий начальник Олег Табаков принял меня на своей территории — в Московском художественном театре имени Чехова в Камергерском переулке, причем владения свои он демонстрировал с радушием помещика, чье имя в России стало уже нарицательным, и с трогательным самодовольством кота Матроскина, сумевшего отхватить в личное пользование дойную корову. Гуттаперчевое лицо Олега Павловича то и дело растягивалось в лукавой улыбке, и лишь изредка на его чело государева мужа набегала тучка — тогда в голосе звучали громовые раскаты. В отличие от большинства коллег по артистическому цеху он не любит плакаться в жилетку и не пытается снискать дополнительные лавры рассказом о том, как гнобили его за успех в мятежной Праге, не давали «народного» из-за того, что засветился с другом-отъезжантом, и как два года вообще был невыездным. Публично Табаков партбилет не сжигал, хотя вступил в свое время в компартию исключительно по просьбе Ефремова: тот объяснил своим друзьям Лелику и Женьке Евстигнееву, что, если в «Современнике» не будет первичной партогранизации, театр закроют. К диссидентам Олег Павлович не примыкал, с властями всегда был мил и обходителен, однако, когда арестовали Ходорковского, фирму «ЮКОС», числившуюся одним из спонсоров, до конца года с мхатовских афиш не убирал...
Сам Табаков называет себя «веселым толстым человеком, любящим поесть» (кстати, на 60-летие коллеги накрыли ему пиршественный стол прямо на сцене МХАТа, и все три часа, пока шло чествование, он на глазах у всех вкушал яства), а вот недоброжелатели (у нового худрука, который первым делом взялся освобождать труппу от балласта без оглядки на звания народных и заслуженных, их не может не быть) именуют его Волком Табаки. Правда, в отличие от героев Киплинга, которые превыше всего чтили закон джунглей, Табаков с подобающей грустью в голосе ссылается на реалии нынешнего российского капитализма и за девять лет своего руководства Московским художественным даже скептикам сумел доказать, что творчество и прибыль — вещи вполне совместимые.
Не меньше, чем самыми звездными ролями на сцене и в кино, он гордится созданием колледжа для одаренных детей. Кстати, учить молодежь Табаков начал давным-давно, когда его порыв вызывал только недоумение: зачем? И только первая жена считала, что знает ответ: чтобы совращать студенток. Мэтр посмеивается: «Мой отец сочетался последний раз браком в 77 лет, значит, время у меня еще есть»...
«У МЕНЯ БЫЛИ ДОВОЛЬНО ВЕСКИЕ ПРИЧИНЫ НЕ ЛЮБИТЬ СТРОЙ, КОТОРЫЙ В СОВЕТСКОМ СОЮЗЕ ГОСПОДСТВОВАЛ»
— Давно, Олег Павлович, хотел вас спросить: правда ли, что в юности вы совершенно серьезно планировали осуществить покушение на самого... Сталина?
— Ну (улыбается), на такое, может, и не замахивался, но мысли действительно обуревали...
Понимаете, я происхожу из семьи, у которой в селе Гонората Балтского уезда Одесской области было большое имение, и там производилось так много зерна, что доходы позволяли моим предкам владеть еще маленьким островком возле Капри... Естественно, у меня были довольно веские причины не любить строй, который в Советском Союзе господствовал, — попросту говоря, я с детских лет вынужден был вести двойную если не жизнь, то нравственную бухгалтерию. Это с одной стороны, а с другой — я был нормальным ребенком. Видел, как под покровом ночи к нашему дому подъезжает машина и увозит людей, как бесследно они исчезают.
— Это в Саратове было?
— Да, и если ты не был идиотом или потенциальным подлецом, не замечать изнанки той жизни не мог. Конечно, это было довольно тяжело для моей юной головы, во всяком случае, я вполне созрел к тому, чтобы в феврале 53-го предложить своим четырем друзьям идею, основанную на опыте казненного декабриста Павла Пестеля. Составленный им по этому поводу документ в публичной библиотеке Саратова имелся — я перекатал оттуда интересующие меня положения и с этим пришел к ребятам...
— Как же вы собирались свой заговор реализовать?
— Ну, милый, эт не сразу. Тем не менее из четверых согласился с моим предложением только Юрка Гольман, а кто-то из остальных не выдержал и каким-то, может, несчастным образом довел о нашем разговоре до сведения заинтересованных лиц. Смерть Сталина, по сути, меня спасла...
— Вас так и не тронули?
— Нет — это было в конце февраля, а умер он 5 марта...
— Вовремя...
— Устроился, повезло... (Мне вообще везло с детских лет).
Возможно, желание покончить с «отцом народов» было отчасти вызвано и собственным печальным опытом — когда мне было 14 лет, под репрессии попал человек, влюбленный в мою маму (она жила одиноко, отец после войны вернулся с другой семьей). Звали его Самуил Борисович Клигман, по образованию он был архитектором, а в душе — поэтом.
Внимание НКВД Самуил Борисович привлек тем, что слушал «Голос Америки» и читал газету «Британский союзник», которая продавалась в гостинице «Астория» на проспекте Кирова — тогда там еще ходил трамвай. Арестовали его потому, что какой-то план, наверное, существовал, во всяком случае, сам по себе никакого интереса он для органов не представлял, ну а уж если ему приписали заговор...
— ...нужна организация, группа...
— Конечно. От него потребовали фамилии, клички, явки, он должен был назвать ряд людей, и первыми среди них — моего любимого дядю Толю и мою маму Марию Андреевну Березовскую. Однажды вечером я пришел за мамой в больницу, чтобы проводить домой — у нее, врача-рентгенолога, рабочий день продолжался не восемь часов, а шесть, поэтому она устроилась на две ставки: иначе не прокормить было меня и мою сводную сестру. Таким образом мы имели и борщ...
— ...и к борщу...
— ...и даже одежку какую-то. Идем, короче, — был такой лиловый замечательный саратовский закат! — и вдруг сзади раздался голос (хрипло шепчет): «Не оборачивайтесь, я буду рассказывать вам, что они с ним сделали». Я все-таки глянул назад: это была мать Самуила Борисовича. Она сообщила довольно страшные вещи: в частности, что ему зажимают в проеме двери мужскую плоть, но Самуил Борисович (царствие ему небесное!) все это выдержал и получил свой червонец плюс пять по рогам...
— Пресловутая 58-я статья: 10 лет лагерей и пять — поражения в правах...
— Да, а в 55-м или 56-м — уже не помню — в студенческую аудиторию, где мы танцевали, влетел Валя Гафт. «Лелик! — Он добавил одно нецензурное слово. — Там тебя зек ждет у Артистического кафе» (это через дорогу от Школы-студии).
Я выбежал и увидел: стоит Самуил Борисович в ватных стеганых брюках и в телогрейке с зоновской надписью, как у Александра Исаевича была, по-моему, — Щ 202 или что-то в таком роде — еще не срезанной. Он стоял и, видимо, мучительно сомневался, подойду я к нему или нет...
Мы обнялись... Почему я плакал, еще могу понять: нервная система, как у всех, кто учится на актера, слабая...
— ...ранимая...
— ...лабильная (с крайней изменчивостью настроения — Д. Г.), а вот почему слезы лились у Самуила Борисовича, сейчас уже не отвечу. Воспроизвел же эту длинную историю, чтобы вы поняли: мне многое о сталинском режиме было известно, и я не только его любить не мог, но и боялся всего этого... Хотел выжить и, в общем-то, исхитрялся...
— Инфаркт вас свалил в 29 лет — согласитесь, на удивление рано. Смотрю: вы такой цветущий, благоухающий, энергичный — и недоумеваю: как же вас угораздило?
— Думаю, получил по заслугам — говорю совершенно серьезно. К 29 годам я уже был занят в огромном количестве спектаклей, снялся в 40-ка, если не больше, фильмах...
— Перетрудились?
— Конечно, но главное — не испугался, и эта «прививка» пошла мне на пользу...
— Неужели вы не боялись потом, что рано умрете?
— Нет, потому что... Понимаете, тогда была такая методика — инфарктников заставляли семь недель лежать на спине, и хотя я нарушал режим, вставал иногда — сестрички были там замечательные...
— ...с ними разве улежишь?..
— ...тем не менее изрядное время мне пришлось провести на больничной койке, а помните, как князь Андрей Болконский лежит на поле и видит над собой бездонное голубое небо? Я вот тоже смотрел в потолок и размышлял, и представлял, но уцелел и вышел из этого испытания с большим позитивным зарядом.
— Переоценка ценностей произошла?
— Наверное... Просто перестал заниматься тем, что мне неинтересно.
— У вас в глазах извечное такое лукавство — вы чувствуете себя хитрецом?
— Ну, поскольку называть себя умным мне не с руки, скажу лучше так: я хитрый.
— Вы ведь, если не ошибаюсь, на четвертушку мордвин?
— Я и мордвин, и украинец, и поляк, и русский.
— Гремучая смесь!
— Я бы сказал, витальная...
— Мне рассказывали, что в свое время вы могли остаться в Соединенных Штатах Америки...
— Какой вы, однако, осведомленный! Это такая любовная история, когда жизнь меня тоже пыталась ломать через колено, на твердость испытывала. Просто я был влюблен в девушку...
— ...американскую?..
— ...причем из рода миллиардеров. Она была так молода, легкомысленна...
— ...и богата?
— Да, но любил я ее не за это (как шутят, не только за это). Короче, она знала о моей мечте: студия, студия! — и говорила: «Эти вот деньги папы и мамы, а эти мне оставила бабушка — поделим их пополам, по-братски». Увы, я безнадежно испорченный русский человек, это меня не прельщало. Помните? (Читает).
«Россия, нищая Россия,
Мне избы серые твои,
Твои мне песни ветровые...
— ...Как слезы первые любви!..».
— Между тем Россия отнюдь не нищая, и цена барреля нефти, если вы за этим следите, немалая...
— Ну, это хозяева России не нищие, а сама она какой была, такой и осталась... Не жалеете, что не остались тогда в Штатах?
— Нет, что ты!
— Значит, как следует, не любили...
— Не-е-ет, вот тут ты не прав... Она мне еще долго звонила...
— Потратила на телефонные разговоры полсостояния?
— Во всяком случае, приводила иногда аргументы убийственные, из разряда: против лома не приема. Вроде того, что беременна, но это было неправдой...
— А если бы подтвердилось?
— Тогда бы, наверное, поехал туда и дал бы...
— ...денег на аборт?
— Нет, почему — имя, однако, по срокам не совпадало. Женщины, когда звонят, чтобы порадовать таким известием, действуют обычно по заранее составленному плану.
«РАСЧЕТЛИВЫЕ ТАК СЕБЯ НЕ ВЕДУТ — ЗА ЭТИ 12 ЛЕТ МАРИНА, НАВЕРНОЕ, ОТДЕЛЬНУЮ ПОКАЗАТЕЛЬНУЮ РОТУ ПОКЛОННИКОВ УЖЕ БЫ ИМЕЛА, А ЕСЛИ ТАК ДОЛГО ЖДАЛА, ЗНАЧИТ, КАКИЕ-ТО ЧУВСТВА С ЕЕ СТОРОНЫ БЫЛИ»
— Грешен: превысив служебные полномочия, ученицей увлекся...
— Не страшно было в это плавание пускаться — как-никак разница между вами 30 лет?
— Ну, когда любишь, не страшно...
— Похоже, вы в этом случае больше любили...
— Понимаешь, нас все-таки не разделял океан — Марина была поблизости.
— Вот видите, уже расчеты какие-то...
— А ты как думал? Я человек прагматичный, а наш роман длился 12 лет, и подвозить любимую на Семеновскую, на Преображенскую, пусть и не каждый вечер, согласись, обременительно. Нет, подумал, не выдержу!
— Столько на бензин тратить...
— ... (смеется) нельзя — разорительно.
— Супруга об этом затяжном увлечении знала?
— В общем-то, да.
— И не закатывала скандалов?
— Всякое было, но что уж сейчас об этом? Я очень благодарен моей первой жене Людмиле Ивановне Крыловой за ее любовь, красоту — просто за то, что родила мне сына Антона и дочку Сашу, но это само собой, а то само собой.
— Я знаю, что Антон и Саша долго не могли простить вам ухода из семьи...
— Антон недолго...
— Понял вас по-мужски?
— Во всяком случае, этот факт как-то принял. Я с радостью вижу своих внуков и, когда могу, балую.
— А дочь?
— С Сашей (грустно) у нас по-прежнему отношений нет...
— Многие приближенные к театру судачили, что со стороны Марины Зудиной это брак по расчету, — наверняка, досужие разговоры и до вас доходили...
— Понимаешь, расчетливые так себя не ведут — за эти 12 лет она бы, наверное...
— ...проявилась?..
— ...отдельную показательную роту поклонников уже бы имела, а если Марина так долго ждала, значит, какие-то чувства с ее стороны были.
— Не в том ли секрет вашего прекрасного состояния, что молодая жена замедляет старение?
— Думаю, что и старик, если он в 70 лет сделал ребенка, демонстрирует неплохую физическую форму. Это, как говорится...
— ...видно неворуженным глазом ...
— По-моему, этот процесс — поддержания тонуса! — обоюдный, и потом, когда я прижимаю к себе младшую дочку Машу или журю в очередной раз сына Пашу, когда обнимаю внучек Анечку, Полину и самую маленькую Антонину (это последняя дочка Антона, правда, я ее дважды обнял, и оба раза она заплакала), это полная подзарядка.
По сравнению с массой БТР — а это машина очень большая...
— ...напористая...
— ...аккумулятор, который стоит там, достаточно мал, но без него движение невозможно. Вот и у меня с детьми примерно такая пропорция.
— Ваша жена — эффектная молодая женщина: признайтесь, где-то в глубине души вы ревнуете ее к ровесникам, мужчинам чуть старше?
— Чем-чем, а чувством ревности я обделен — так уж сложилось. Это у меня, наверное, от отца: Павел Кондратьевич как-то так...
— ...знал себе цену!..
— ...«И жизнь, как посмотришь с холодным вниманьем вокруг — такая пустая и глупая шутка»... Я просто из докторской, врачебной семьи — возможно, это кое-что объясняет.
Видишь ли, мой сводный старший брат по отцу и сводная старшая сестра по маме окончили с интервалом, по-моему, года в три или в четыре Саратовский мединститут, и все, что касается анатомии, физиологии, патфизиологии и гинекологии я узнал очень рано. Ощущение краткосрочности отпущенного нам на земную жизнь времени пришло ко мне не из литературы, а из первоисточников.
— Представляю, какие толпы поклонниц ходили за вами по Москве и другим городам Союза, особенно в пору вашей безумной славы. Не сомневаюсь: несмотря на то, что у вас молодая жена, это паломничество продолжается, и недавно газеты взахлеб писали о том, что у вас новая пассия, еще моложе Марины Зудиной, и вы уходите из семьи — это правда?
— Не-е-ет...
— К сожалению?
— Нет, в эти игры я не играю: дай Бог справиться с кругом моих служебных обязанностей.
— Неужели, когда видите хорошенькую студентку, вам не хочется с ней пофлиртовать, хотя бы чуть-чуть развлечься извечной игрой мужчины и женщины?
— (Прищуриваясь). Любовь — такое занятие, что играть тут нельзя, она, как писал Пастернак, «не читки требует с актера, а полной гибели всерьез». Как ни странно, я по-прежнему Марину люблю — это мне самому удивительно. До романа с ней у меня был несколько иной цикл смены караула...
— ...хорошо как сказали...
— Это я просто цитирую Юлиана Семенова.
— Следовательно, смены караула случались?
— С завидной, заметь, регулярностью, а потом пришла эта толстощекая девочка...
— Чем же она вас, Олег Палыч, взяла?
— Любовь, любовь — ничем другим меня не возьмешь…