Роман с оперой

Роман с оперой

Руководитель режиссерской группы Большого театра России Михаил Панджавидзе сменил прописку — переехал в Минск. В чем причина? Чтобы долго не теряться в догадках, я позвонил Михаилу Александровичу и попросил аудиенции. Голос на том конце провода пообещал 20 минут для встречи. «Мало будет», — говорю. «Ну приходите, может, выкроим время», — уступил режиссер. В результате наша беседа затянулась на час, и если бы в кабинет Панджавидзе не вторглось все его семейство — жена и двое детей, то проговорили бы мы еще больше. Контракт с режиссером подписан на два года, а планов у него громадье — на целую пятилетку.

— Как вам у нас?

— Театр! Это нечто уникальное. Во–первых, потрясающая кубатура. Во–вторых, космическая машинерия. Ваш театр — это космос. Вы не знали об этом?

— Лучше скажите честно: чем вас в Минск переманили?

— В Москве дальше нет смысла сидеть: все, что хотел, я уже там сделал. У Большого театра есть перспективный план, графики приглашенных режиссеров. Я в эти планы, составленные на несколько лет вперед, не вписываюсь. Поэтому решил: поеду в Минск и буду здесь работать. Честно говоря, я устал от Москвы — от агрессии, огромного количества народа, смога, грязи. Сейчас мне нужна Беларусь — такая, какая она есть: светлая и чистая. Да и помните, «трэба ў розных краях пабываць»?

— Вы даже такое знаете! Откуда?

— Я уже несколько месяцев в Беларуси, изучаю страну, ее культуру. Сейчас работаю над «Седой легендой» по Короткевичу — хочу восстановить этот спектакль. Все дело в том, что я видел в детстве одноименный фильм и тогда уже заинтересовался Короткевичем.

— С чего же начался ваш путь в Минск? Вы так и не сказали...

— За оперу «Любовь поэта» в прошлом году я был удостоен Государственной премии Татарстана. Эту постановку увидел минский дирижер Вячеслав Волич на международном театральном фестивале имени Шаляпина в Казани. Волич привез работу сюда. Потом меня пригласили поставить в Минске «Набукко». И тогда я понял, что хочу работать в вашем театре.

— А предложение сделали вы или вам?

— Во время премьеры «Набукко» генеральный директор Владимир Гридюшко подвел меня к Премьер–министру, министру культуры и сказал: «Вот, в вашем присутствии делаю предложение». Он их не удивил. Что и требовалось доказать.

— Неужели в Беларуси нет режиссеров вашего уровня?

— Это вообще очень редкая профессия. Нужно совмещать в себе множество данных. Нужно быть профессиональным музыкантом. Но наличие диплома ни о чем не говорит. Надо быть состоявшимся музыкантом. И опять же, ты не обязательно должен быть лауреатом всяческих конкурсов. Я, например, 8 лет отработал скрипачом в оперном театре. Кроме того, что работал в оркестре, был монтировщиком, выходил в мимансе — мимическом ансамбле. В театре нет такой профессии, которой я не владею. Я изучал инструментоведение, дирижирование, в ГИТИСе — вокал, танец.

— А в чем состоит ваша задача как главного режиссера?

— Я визуализирую музыку. Просматриваю партитуру, получаю эмоциональный ожог от сценария будущего спектакля, от музыки, действия, истории. Потом алгеброй поверяю гармонию: создаю макет сценического пространства спектакля.

— В компьютере? Вы сами это делаете?

— Часто сам. В 3D еще не очень хорошо работаю, поэтому пока работаю в формате 2D. А в 3D творит москвич Павел Суворов — с ним наш театр заключил договор подряда.

— Замдиректора Большого театра Валерий Гедройц сказал, что у нас опера в последнее время пользовалась не таким успехом у публики, как балет, но вы разрулите ситуацию. Беретесь?

— Напомню, что белорусский театр был одним из немногих в СССР, который носил звание Большого. Я не могу сказать, что это была слабая труппа — особенно в те времена, когда здесь работали выдающиеся дирижеры Вощак и Провоторов, художники Чемодуров и Лысик, режиссер Штейн. Постановки минской оперы показывали часто по Центральному телевидению. Но думаю, что опера немножко «просЫпалась» в ту пору, когда было разделение Большого театра пополам — на оперу и балет.

— А когда белорусская опера перестанет восприниматься за рубежом как подобие московской?

— Я, конечно, слышал, что у Радзивиллов уже была своя опера, что «ў Нясвiжы, як у Парыжы». Только дома пониже и дым пожиже. Но регулярная оперная труппа, поставленная на широкую ногу, появилась при советской власти и была привнесена из России. Сущность явления «белорусская опера» заключается не столько в неких самобытных произведениях (хотя мы работаем, как видите, над «Седой легендой»). Белорусская опера — это современная европейская опера, ничем не более особенная, чем современные украинская или немецкая. Но кто знает, может, лет через двести белорусская опера станет мировой классикой. Да чего же мало: ведь театр гастролирует! Последний вояж был весной в Голландию, еще до моего прихода сюда.

— Вы как–то обмолвились, что «Набукко» за границу не повезете: мол, кому интересно, пусть едет смотреть в Минск. Тогда ответьте, когда наш театр станет прибыльным?

— Он и приносит прибыль. У нас полные залы, а это приличные деньги. Есть кассовые спектакли, которые всегда востребованны и будут посещаться: «Кармен», «Травиата», «Риголетто», а сейчас и «Набукко». Однако поймите: опера — вещь не хозрасчетная и всегда убыточная. И театр — заведение не развлекательное, а воспитательное. Если мы хотим, чтобы наши дети выросли полноценными людьми, то должны осознавать, что человека от животного отличает именно культура — то, чего нельзя съесть и выпить.

Теперь Панджавидзе в Казани. Поехал по следам «Аиды» Чемодурова. Грандиозные декорации спектакля, созданные белорусским художником, сохранились в столице Татарстана с советских времен. Михаил Александрович собирается поставить «Аиду» в том старом антураже на минской сцене в апреле следующего года. Обещает, что прочтение старого на новый лад не разочарует. А еще мечтает пригласить постановщиком в Минск Эймунтаса Някрошюса. В октябре — премьера «Тоски». Опера гремит!

Автор публикации: Виктор АНДРЕЕВ

Фото: Виталий ГИЛЬ