Поговорили с врачом РНПЦ «Кардиология», после задержания которого медики вышли на акцию протеста

Во время событий 10 августа был задержан врач-анестезиолог-реаниматолог РНПЦ «Кардиология» Олег Черноокий. Медики РНПЦ «Кардиология» стояли с его портретами в цепи солидарности, написали письмо на имя министра внутренних дел, чтобы их коллегу освободили. Подписи заняли 14 листов. 13 августа Олега отпустили из ИВС в Жодино. HEALTH.TUT.BY поговорил с врачом — о задержании, протесте медиков и неожиданном увольнении Минздравом с поста директора РНПЦ «Кардиология» известного кардиолога и ученого Александра Мрочека.

От первой в Беларуси пересадки сердца до работы с COVID-19

— Сколько лет вы работаете в РНПЦ «Кардиология»?

—  В РНПЦ «Кардиология» работаю с 2005 года. Сегодня здесь выполняют практически все известные кардиохирургические операции. С 2009 года под руководством академиков Юрия Островского и Александра Мрочека (уже уволенного с должности директора) начали проводить операции по трансплантации сердца. Подготовка к этому заняла несколько лет: был принят закон о трансплантации, ряд постановлений, чтобы такая операция стала возможна в нашей стране. Шли дебаты с привлечением представителей церкви, юристов, медицинских специалистов. В 2008 году сотрудники РНПЦ «Кардиология» в течение нескольких месяцев проходили обучение в клиниках Чехии и Германии. Я тогда был в составе группы, обучавшейся в Институте клинической и экспериментальной хирургии в Праге.

— Расскажите о первой в Беларуси трансплантации сердца. Какой она была?

— Нашей пациенткой стала молодая женщина с диагнозом «дилатационная кардиомиопатия». Это грозное заболевание, приводящее к смерти. В конечной стадии единственным способом лечения является трансплантация сердца.

Нас известили, что есть донор. Были проведены все медицинские диагностические мероприятия, подтвердившие смерть головного мозга. Согласованы юридические, моральные аспекты. Накануне операции пациентка поступила в центр. Провели повторные клинические и лабораторные исследования, подтвердившие тяжелое состояние сердца больной.

Все очень волновались, верили в успех. Состоялся забор сердца. В ночь с 11 на 12 февраля 2009 года операцию блистательно провел академик Юрий Островский. Во время операции присутствовали коллеги-кардиохирурги из Чехии и Литвы. Послеоперационный период протекал благополучно, женщину выписали домой, она вернулась к повседневной жизни. Прожила более пяти лет.

С тех пор в РНПЦ «Кардиология» было сделано более 400 операций по трансплантации сердца, комплекса «сердце — легкие», одновременной трансплантации сердца и почки. Сроки выживаемости наших пациентов сопоставимы с результатами мировых кардиохирургических центров. В нашем центре проводятся трансплантации сердца гражданам Беларуси, Азербайджана, Армении, Грузии, Израиля, России, Украины. Конечно, таких успехов мы смогли добиться благодаря слаженной работе сотрудников РНПЦ «Кардиология»: все как одна команда.

— За годы работы какие операции запомнились больше всего?

— Очень много! Хорошо помнятся пациенты, которых «тянули» как могли, боролись за каждый прожитый день. В основном это больные с целым букетом сопутствующих заболеваний и осложнений. Чтобы поставить на ноги, использовали весь арсенал методов и навыков. Порою такие пациенты больше походили на роботов: искусственное кровообращение, искусственная вентиляция легких, искусственная почка, искусственное питание… Были взрослые, подростки, старики. С болью вспоминаются те люди, которых спасти не удалось. Спасти человеческую жизнь — очень и очень тяжело, а потерять — просто.

— Как работало ваше отделение, когда началась пандемия COVID-19?

— Во время пандемии у нас лечились пациенты с болезнями сердца и коронавирусной инфекцией. Конечно, это были одни из самых тяжелых больных. В центре имелись средства защиты, но когда эпидемия развернулась в полной мере, оказалось, что этого недостаточно. Приходилось выходить из ситуации различными способами.

Мы соблюдали все требования по профилактике распространения инфекции среди медперсонала и больных. Работа в средствах защиты по несколько часов — не из легких. Очень переживали за заболевших коллег. Наверное, Бог миловал: в нашем отделении мало сотрудников, перенесших инфекцию, да и заболевание протекало не тяжело. Неприятно было слышать из определенных СМИ о том, что врачи нагнетают панику и заражают пациентов. Возмутительно, когда медикам, погибшим на передовой, вместо почестей и слов благодарности вдогонку неслись обвинения и упреки.

«Я говорил, что не фотографировал автозаки»

— Как вас задержали 10-го августа?

— Все случилось около семи вечера. Из районной поликлиники на Осипенко (живу не в Минске, а в Минском районе) двигался по привычному маршруту: к «Фрунзенской», оттуда до «Каменной Горки» и маршруткой домой, до Озерца. До метро шел пешком: интернет не работал — ни Uber вызвать, ни каршерингом воспользоваться. Шел через парк (где гостиница «Беларусь», Банк развития) — людей почти нет, всё тихо, спокойно.

На пересечении проспекта Победителей и Мельникайте стояли автозак и группа омоновцев. Глазам не поверил: какого-то парня стянули с велосипеда, избили и бросили в машину.

Один нюанс: у меня с собой был фотоаппарат. Я занимаюсь в фотостудии, давно хотел научиться. Практиковаться рекомендовали как можно больше, так что по дороге я тоже фотографировал. Шел с камерой в руках.

У остановки, увидев ОМОН, я уже решил не идти до «Фрунзенской», а общественным транспортом доехать до Немиги — ко мне подошли силовики. «Что вы здесь делаете?» — «Ничего, еду домой». — «А зачем фотографируете автозаки?» — «Не снимал автозаки». Предложил посмотреть последние фото, но меня усадили в милицейскую «Газель». Без грубостей. Я совсем не сопротивлялся. А смысл? Плюс фотоаппарат недешевый: не хотелось, чтобы поломали.

При мне в «Газель забросили на вид подростков, еще какого-то мужчину поколотили — и тоже в машину. У Дворца спорта пересадили в настоящий автозак и увезли в Первомайское РУВД. Поставили возле стены: кого-то на колени, кого-то «звездой» — так прошло около часа. Завели в спортзал, велели сдать вещи и достать шнурки из кроссовок. Тогда я понял: зря надеялся, что обойдется.

Хочу сказать, что в РУВД были и милиционеры, которые относились по-человечески: не все поголовно, но один-два человека и воду предлагали, и в туалет выводили, если попросишь.

Ночью составили протокол задержания: я подписался под тем, что «два свидетеля видели, как я участвовал в шествии и выкрикивал лозунги» — стандартная фабула. Конечно, в протоколе указал, что эти обвинения — ложь. До утра разместились в камерах, потом нас погрузили в автозак и увезли в жодинскую тюрьму № 8. В восьмиместной камере 24 человека. 13-го, в четверг, состоялся суд, где меня оштрафовали на 10 базовых величин. Вечером того же дня отпустили.

Что меня поразило, так это море людей у тюремных стен: ждали своих родственников. Низко кланяюсь волонтерам, которые тут же предлагали воду, горячий чай, еду, бесплатный проезд хоть до Минска, хоть в любую точку Беларуси. Огромная благодарность волонтерам Наталье и Веронике за поддержку и помощь. Вот так все и закончилось.

— Фотоаппарат вам вернули?

— Да. Благо хороший рюкзак: не разорвался и не расстегнулся.

— Оплатили ли вы уже штраф?

— Еще жду квитанцию. Если не придет, надо самому уточнять. Судья говорил: если не заплатить — деньги все равно взыщут.

Об акциях протеста врачей и увольнении Мрочека

— Как вы отреагировали, узнав, что за дни вашего задержания коллектив РНПЦ успел даже обратиться к главе МВД?

— Это было полной неожиданностью… И письмо, и митинг на территории РНПЦ… Мне потом передали плакат «Свободу Олегу Черноокому» — это, конечно, дорогого стоит. Пользуясь случаем, особенно поблагодарю Александра Геннадьевича (Мрочека. — Прим. TUT.BY). Его уволили, а он был одним из тех, кто подписал письмо на имя главы МВД с просьбой о моем освобождении. Еще раз хочу выразить ему свою поддержку и глубокое уважение — потому что, скорее всего, это увольнение связано с его гражданской позицией.

И всему коллективу РНПЦ «Кардиология» огромное спасибо! Вашу поддержку и внимание сохраню в своем сердце на всю жизнь.

— У вас с коллегами хорошие отношения?

— Да. В любом коллективе бывают рабочие моменты, но когда случается беда, люди становятся намного роднее, чем кажется в обыденности.

Получилось так, что 10-го числа у меня как раз начался отпуск, но с коллегами я уже и созванивался, и виделся. Сейчас по закону я на временной изоляции: после всех событий друзья позвали отдохнуть на пару дней в Украину — теперь соблюдаю карантин. Уезжал я только затем, чтобы сбросить негатив, весь этот груз. А не потому, что боюсь повторного задержания. 7 сентября выхожу на работу.

— Наверное, момент первой встречи с врачами РНПЦ был очень трогательным?

— Да! Улыбки до ушей — я ж, как говорится, из тюрьмы вернулся. Шутили: «О, нашелся, пропажа!» Притащили плакаты в ординаторскую: «Мы за тебя горой». Расспрашивали, как и что.

Акции протеста врачей, которые были после, — они против насилия. Наша профессия заключается в том, чтобы спасать людей, облегчать их участь. А здесь — такая грубость!.. Оставаться безучастным никто не может. Но при этом все понимают: худой мир лучше хорошей войны. Никто не ищет конфликтов. Напротив, все хотят, чтобы ситуация разрешилась по-человечески, мирно. Но почему-то сейчас разговор с людьми предпочитают вести с позиции силы. Это неправильно.

— Были случаи, что задержанных после увольняли. Вы сами такого не боялись?

— Я когда попал в тюрьму, реально попрощался с работой. Даже на суде объяснял, что профессия для меня очень важна. И то, что я все-таки остался в РНПЦ, было положительным, но все же шоком.

Сейчас уволили Александра Геннадьевича. Коллектив просил, чтобы его оставили хотя бы исполняющим обязанности директора, но в Минздраве были непреклонны. Если придет новый человек, не исключено, что некоторые могут уйти не по своему желанию. Многие сейчас задумались, надо продолжать работу или не надо. Такая дилемма: с одной стороны, пациенты ни в чем не виноваты, с другой, нельзя же оставаться безучастными к несправедливости…

— А вы сами как будете действовать?

— (Тяжело вздыхает.) Очень проблемный вопрос. Мрочек — человек, уважаемый не только в нашем центре. Он врач с мировым именем. И с этим вот так абсолютно не считаются! Есть желание прийти и положить заявление. С другой стороны — может, это и прозвучит высокопарно — но думаешь и о здоровье простых людей. И так правильно, и так, и справедливости хочется, и пациенты не виноваты. Очень сложно.

— Об эмиграции сейчас много говорят айтишники. А думают ли об этом врачи?

— Я думаю, что со многими так и будет. Никто из врачей не требует себе виллу на море и унитаз из золота. Но все хотят жить спокойно, работать и говорить то, что думаешь.