Минчанин попал на Окрестина и вышел оттуда избитым и с COVID-19. В четырехместной камере было 38 человек

Вечером 11 августа Максим Довженко вместе в друзьями возвращался домой, но так и не добрался туда: его задержали сотрудники ОМОН. Более двух суток молодой человек провел в ЦИП на Окрестина, после чего врачи зафиксировали у него закрытую ЧМТ, ушиб грудной клетки, гематомы, ожог кисти, а также COVID-19. По словам Максима, в камере вместе с ним находилось 38 человек. «Один из них прямо говорил, что у него коронавирус, он находился на самоизоляции, вышел купить сигареты — и его забрали. Но сотрудники ЦИП на это никак не реагировали, только пугали, что после этого у нас не только „ковид“ обнаружится», — рассказывает Максим.

Максиму Довженко 25 лет. Вечером 11 августа он и еще трое молодых людей ехали из Каменной Горки в Зеленый Луг. По дороге решили перекусить и заехать в ТЦ «Монетка», где до полуночи можно купить разный фастфуд. С этого началась их история задержания.

— Недалеко от «Монетки» стояла патрульная машина, мы увидели, что возле нее «принимают» людей. Поскольку мы были уверены, что нам бояться нечего, доехали до патрульных, хотели развернуться на стоянке. Но неожиданно к нам подбежали люди в форме и с оружием в руках, приказали выйти, подняв руки, отобрали телефоны и уложили на газон.

После, рассказывает Максим, подъехал микроавтобус, в нем на полу уже лежали люди. Новым задержанным приказали «падать сверху».

— Нас провезли около минуты и выкинули на газоне где-то рядом с универсамом «Рига». Там уже лежали задержанные. К каждому из нас подходили и по очереди задавали вопросы. У меня спросили, где я работаю. Ответил, что в центре коррекции поведения и речи. После этого со словами «еще смеешься» на меня посыпались удары дубинкой по ребрам. А я действительно работаю в детском центре развития и коррекции речи и поведения «Алешка». Затем спросили, курю ли я — и затушили о мою ладонь зажженную сигарету. Следующий сотрудник спросил, откуда я, не дождался ответа и сразу наступил берцами между ног.

После этого, говорит Максим, подъехал автозак, куда погрузили задержанных.

— Перед посадкой обыскали, забрали пачку сигарет, 70 белорусских рублей (мелочь оставили), сняли фитнес-часы и приказали на коленях ползти в открытую дверь автозака.

Максим признается, что до этого лета даже не знал о существовании переулка Окрестина в Минске. Когда его вместе с друзьями туда привезли, он не сразу понял, где находится.

— Когда нас «выгружали», я оказался рядом со Святославом, своим другом. У него уже были срезаны дреды на голове. Когда мы бежали через коридор омоновцев, нас били по спине, ягодицам, ногам.

Следующие 5−6 часов, вспоминает Максим, он провел на улице, стоя на коленях и прижимая голову к земле.

— Мне еще «повезло»: руки не были зафиксированы стяжкой, как у других задержанных. На протяжении всего этого времени у нас уточняли, у кого какой телефон. Записывали имена и пароли. Также с нами вели «политические разговоры» насчет прошедших выборов. Мол, мы сами во всем виноваты, хотели перемен — вот, получайте.

Максим говорит, что всех, кто жаловался на затекшие ноги, били дубинками. Его самого под утро начало тошнить, в какой-то момент он стал терять сознание.

— Когда я попросил о медицинской помощи, ко мне подбежал сотрудник в майке с надписью ОМОН, ударил по голове и спросил: «Помогло?»

Ранним утром всем задержанным приказали раздеться, а затем перевели во внутренний дворик, продолжает Максим. Там, по его подсчетам, уже находилось около 150 человек.

— Они стояли так же, как и мы до этого, на четвереньках. Нам приказали одеться. Тому, кто встанет на колени и локти последним, обещали сделать «массаж спины». Дворик был переполнен людьми. Через некоторое время нам разрешили встать и вынесли белое ведро со словами «устраивайте свой быт». В дворике я наконец встретил своих друзей. Люди были перепуганы, многие избиты. У одного парня была сломана рука, у других — выбиты зубы. Многие, с кем я общался, говорили, что их схватили где угодно, только не на митинге.

Лишь через сутки, говорит Максим, задержанным выдали воду — около четырех литров на 137 человек. Белое ведро скоро переполнилось.

Вечером Максима и его друзей перевели в камеру. В ней было четыре койко-места и 38 человек.

— После прохладной улицы в лицо пахнуло спертым воздухом, в котором перемешались запахи грязного белья, мочи и прокисшего пота. Мы со Святославом полезли под кровать, которая стояла у окна. На полу хоть и жестко, но куда лучше, чем на улице на голом, сыром бетоне. Улегшись под кроватью и подложив под голову мастерку, я впервые за последнее время уснул в комфорте.

В камере Максим перезнакомился со всеми соседями. Один из них рассказал о том, что он болеет COVID-19.

— Насколько помню, он сообщал надзирателям, что был на самоизоляции, вышел в магазин за сигаретами, и его задержали. Реакции никакой — только пугали, что мы заболеем не только «ковидом». Мы к этому отнеслись спокойно: на фоне всего происходящего заразиться коронавирусом не казалось такой уж трагедией, было не до того. Хотя в камере было очень душно, места мало, на всех выдали четыре бутылки, куда мы набирали воду из-под крана. Из них пили все по очереди.

На следующие сутки, вспоминает Максим, к ним в камеру зашел человек в гражданской одежде, начал задавать вопросы: «Вас тут били? Издевались? Есть ли претензии?»

— После всего, что было, люди боялись говорить правду. Святослав ближе всего стоял к дверному окошку, остриженный, с заплывшим глазом, он с сарказмом ответил: «Нет, вообще не били». Этому человеку мы успели сообщить, что среди нас в камере есть несовершеннолетний. На что он спокойно отреагировал и ответил, что через пару часов всех освободим. Вспомнив про парня с переломанными пальцами, мы наперебой стали просить этого человека об оказании медицинской помощи. Человек пообещал, что медсестра скоро его осмотрит. Но никто так и не явился.

После визита «человека в обычной одежде» отношение к задержанным поменялось, говорит Максим. Его друзей выпустили, его самого перевели в другую камеру, где кроватей было больше, чем людей.

— Когда нас построили, чтобы вести на первый этаж, все завели руки за спину, нагнули головы и побежали друг за другом. Правда, на этот раз нам сказали, что мы можем идти нормально, «уже все в порядке». Мы спустились во двор, там нам приказали выстроиться в две колонны и по очереди заходить кабинет, чтобы подписать какие-то бумаги.

Освободили Максима без суда утром 14 августа. Почему и за что его задержали, он не понимает до сих пор.

У ворот ЦИПа Максима Довженко встретили волонтеры, дали позвонить родственникам, покормили, осмотрели и сфотографировали раны, а также вызвали скорую. Медики отвезли Максима в Минскую центральную районную больницу, которая находится в Боровлянах. Врачи зафиксировали у него закрытую черепно-мозговую травму легкой степени, ушиб грудной клетки, гематомы лопаточной области и обеих коленных областей, ссадины на ногах и ожог левой кисти. Также врачи сделали Максиму тест на COVID-19 — он показал положительный результат.

В больнице Максим пробыл неделю. Говорит, что чувствует себя нормально, только до сих пор болит голова.

— Время прошло, уже не так все воспринимается, хотя тогда было очень страшно. Когда тебя забирают, а ты не понимаешь, за что. Когда бьют, издеваются, и ты не понимаешь, почему это все происходит.

Максим говорит, что намерен подавать заявление в Следственный комитет. Правда, сделать это сейчас он не может: должен находиться на самоизоляции до начала сентября. По этой же причине он не может забрать свои вещи с Окрестина.

— Родственники ездили, забрали только шнурки и два браслета. Телефон не нашли. С «ковидом», по ходу, только я загремел: мои друзья тесты не делали, но чувствуют себя нормально. Хотя и у меня он без особых симптомов. Что стало с людьми, с которыми я вместе с камерах находился, пока не знаю.