Юлия Чернявская: Солидарность — не разовое усилие, ее носители — люди

«Если раньше постоянным фоном нашей жизни звучала жалобная песнь о том, какие мы сирые и убогие, и потому „ничего здесь не будет“, то теперь звучит новая нота: мы — нация, мы — страна. Уж никак не „клочок земли“. Сегодня белорус впервые за долгие годы начинает гордиться собой». 

Что такое солидарность в простейшем варианте? Разделяемое людьми представление, что любой имеет право на выживание. Такой вариант солидарности — основа крестьянской «талакі». Ее принцип: «Завтра на его месте могу оказаться я». Или: «сегодня мы оказались вместе». Такая  солидарность касается лишь «своих» — семьи, соседей или просто людей, попавших в сходный переплет.

Эта солидарность никуда не исчезала, хоть малость и амортизировалась. На трассе автомобилисты помогают автомобилистам. Объединяются матери подростков, сидящих по статье 328. «Тунеядцы». Брестчане выступают против аккумуляторного завода. Такая солидарность строится на «коротких связях»: родства, свойства, соседства, дружбы или просто единой ситуации, в которую они попали, как кур в ощип. 

Долгие десятилетия белорусам этого хватало. В общем, мы держались достойно. Не скатились в людоедство и в хамство. Не тыкали в глаза бедным своим богатством. Не попирали ногами слабого. У нас были и остались хорошие рабочие руки. Как бы ни вышибала нам мозги система образования и что бы там ни пел телевизор, отупить нас полностью не удалось.

Белорусу не важна показуха. Белорусу важна «памяркоўнасць»: сто семь раз отмерить, а потом начать потихоньку резать. Многие путают это с трусостью — и зря.  Пока суд да дело, белорус тихо саботирует указы вышестоящих, которые считает глупыми: это многовековая тактика. А потом начинает с того, что можно исправить, не разрушая мира вокруг.

Вспомним, сколько за эти годы появилось публичных площадок. Сколько интересных проектов. Сколько инициатив. Сколько денег собрали на лечение детям и взрослым, на издание книг, на фестивали. Сколько появилось волонтеров! Именно рядовой белорус начал бороться с ковидом, помогая врачам, больным и старикам. Именно рядовой белорус начал развозить воду совершенно незнакомым людям. Именно он валом пошел записываться в избирательные комиссии. Он занялся тем, что у него выходит лучше всего — латать прорехи, которые остаются от неуклюжей деятельности или бездеятельности властей.

И это уже другая солидарность, потому что своими для белорусов потихоньку становятся не только знакомцы. Своими для белоруса впервые стали… белорусы.  

Известно,  что к нынешнему витку солидарности нас подтолкнул коронавирус.  Не случайно героем дня стал врач, податель жизни и здоровья. Врач, которого не сводил на уровень обслуги только ленивый. Врач, получающий копейки. Он встал во весь рост своей высокой профессии — и мы увидели, что врачи ЕСТЬ. Лицом солидарности стал волонтер. И вот волонтеры из Минска везут СИЗы в Ошмяны или Поставы.  И регионы потихоньку перестают обижаться на «зажравшуюся» столицу. 

Мы почувствовали  за собой мощь «воображаемого сообщества»:  так Бенедикт Андерсон назвал нацию.

Нацию ведь никто не видит:  кто может быть лично знаком сразу с десятью миллионами людей? Но взгляд человека расширяется, и он начинает считать «своими» не только ближайший круг, но и других, предполагаемых людей, которые могут думать так, как думает он, и переживать те же чувства. Тогда и только тогда он начинает считать своей не только свою «сядзібу», но и всю страну. Помните, было время все сетовали на то, что у нас нет национального самосознания? Вот, оно самое.

Вспомнила, казалось бы, мелочь.

Год назад соседи по Немиге вдруг начали разбивать клумбы. Жили среди камня и пустырей десятилетиями, и вдруг… Эти люди не требовали ничего ни от муниципальных властей. Они не требовали ни денег, ни усилий от соседей: мол, чтоб все «по справедливости». Они требовали этого исключительно от себя.

Люди почувствовали город своим и потихоньку начинают чувствовать своей страну. Осмоловка,  Грушевский сквер, Тракторный. Брестский аккумуляторный. Островецкая АЭС. От частного к общему.

Если раньше постоянным фоном нашей жизни звучала жалобная песнь о том, какие мы сирые и убогие, и потому «ничего здесь не будет», то теперь звучит новая нота: мы — нация, мы — страна. Уж никак не «клочок земли». Сегодня белорус впервые за долгие годы начинает гордиться собой.

Не каждый, это правда. Возможно, даже не каждый пятый. Зато из разных возрастных, культурных, социальных, поколенческих групп. Вот это впервые.

До поры до времени мы считали, что в каждом деле должны быть «уполномоченные», и это уж никак не мы, а кто-то там — власть или оппозиция. Электорат не ожидал того, что в беде власть просто самоустранится. Что касается оппозиции, то ее действия, как правило, «попадали» исключительно в свою целевую аудиторию. Основной массе, увы, было безразлично, кто стоит в Куропатах. Ее не интересовала жуткая «народная примета»,  что-то вроде американского дня сурка: стоит только приблизиться какой-то дате, Северинца пакуют на сутки, Статкевича — на сутки… Впрочем, большинство об этом вовсе не знало. Не все сидят в Фейсбуке и читают Радыё Свабода. Люди по-прежнему глотают завтрак и прожевывают ужин на фоне бубнящего телевизора.

Но наступил час Икс, коронавирус, и это понял даже телевизионный электорат. Потому что в реальности, а не в альтернативной вселенной телевидения, болеют и умирают родные, соседи, знакомые… Мало кто, пришедший с похорон, выдержит вранье или насмешку над покойником. Мало кто, заболевший после мероприятия, куда его запихнули, чтоб обеспечить массовость, посмеется шуточкам про психоз. Мало кто не задавался вопросом, почему нам не говорят о том, где более всего в стране бушует коронавирус? Ответственные товарищи не учли того, что во всех, и независимых, и государственных соцопросах на первом месте стоит ценность здоровья.  

Конечно, большую роль в сложившейся ситуации сыграл интернет. Даже не столько СМИ, сколько соцсети и телеграм-каналы. Система не учла того, что сейчас в интернете сидят все. Не только яйцеголовая интеллигенция, не только продвинутые айтишники, но и их мамы и папы, дедушки и бабушки. Включить YouTube, пообщаться  в мессенджере или хотя бы выйти в «Одноклассники» они уже  давно научились. Это все каналы солидарности.

При этом в ситуации коронавируса интернет показал и свою уязвимость. Люди стосковались в изоляции. Они захотели общаться и действовать вместе, в живой реальности. Это тоже канал солидарности.

Важно и то, что выросло «небитое поколение», которое не понимает, почему не может стоять там, где стоит, ехать там, где хочет проехать. Почему это я не могу купить сувениры, когда я хочу? Почему в разгар эпидемии меня заставляют участвовать в небезопасных мероприятиях? Этим ребятам невдомек, почему их, не нарушавших закона, засунули в автозак. Почему арестовали человека, который всего-то предоставлял людям слово? За что арестовали еще одного человека, который подчеркнуто действовал в рамках конституции? А его сына-то — за что? Почему закрыли Molamola, и огромное число людей в один день осталось без помощи? Эти ребята не понимают. И их родители, боящиеся за своих детей, тоже. Они вполне могут быть электоратом ныне действующего президента, но своих детей любят все же больше. Вот так все накапливается, от малого к большому.

Это нельзя назвать политизацией аполитичного общества. Но это уже солидарность.  Как бы ни развернулись события, это самое главное.

И еще: солидарность — не разовое усилие. Да, она может нарастать, как лавина и сжиматься, как шагреневая кожа: ее носители — люди. Но есть предел снижения, за котором она просто тает, и мы вновь оказываемся белками в туго проворачивающемся колесе. Вот слоганы этого предела: «от меня ничего на зависит», «можа, так і трэба» и «здесь никогда ничего не будет».

Зависит. Трэба не так. Все будет. Иначе — милости просим в колесо.