«Его избивали шестеро полицейских. Один даже сломал себе палец». Белоруска из Нью-Йорка о расизме в США
Вот уже две недели в Нью-Йорке происходят массовые акции протеста против расизма и полицейского насилия, катализатором которых стала смерть Джорджа Флойда от рук белого полицейского. Поджоги машин, мародерство, погромы, введение комендантского часа… Все это город пережил в начале июня. Власти, хоть и не сразу, взяли ситуацию под контроль. Что происходит в США, пишет белоруска Алиса Ксеневич, которая уже много лет живет в Нью-Йорке.
Сначала немного статистики. В 2015—2019 годах полицейскими были убиты 352 невооруженных человека. 30,1% из них были черными (хотя они составляют всего 13% населения США), белых среди убитых было всего 7,3%.
Каждый раз, когда видео задержания попадают в интернет, вспыхивают протесты и скандалы. Зачастую только после таких протестов на полицейских, превысивших полномочия, заводят уголовные дела.
Чтобы составить лучшее представление о происходящем, я отправилась на один из массовых протестов в Бруклине.
К тому времени в городе уже было спокойнее: власти установили комендантский час, вчетверо увеличили количество полицейских на улицах, оцепили районы — эпицентры грабежей и погромов. Витрины бутиков и торговых центров заколочены фанерой. Магазин «Сакс» на пятой авеню огорожен колючей проволокой.
«Меньше полицейских! Больше учителей!»
Около двух тысяч протестующих собираются в назначенный час в главном парке бруклинских хипстеров и первые тридцать минут молчат. Кто-то молится, кто-то медитирует, кто-то преклоняет колено… Им всем на вид 20−27 лет, белые преобладают. В руках у молодежи картонки с лозунгами. Причем самые радикальные лозунги вроде «Устранить полицию! Устранить тюрьмы!», «Смерть голубым жизням!» (под «голубыми жизнями» подразумеваются полицейские) держат в руках худенькие модные белые девочки в татуировках. Интересно, с каким расизмом и полицейским произволом сталкивались в жизни они.
Начинают выступать спикеры — с требованием восстановить справедливость в отношении Джорджа Флойда и других жертв полицейского произвола, уволить мэра, урезать финансирование полиции и перенаправить эти деньги на развитие парков, библиотек и социальных программ. «Меньше полицейских! Больше учителей!» — скандирует толпа.
Мегафон берет в руки харизматичный черный парень в голубой тунике, похожий на китайского божка:
— Я травести-артист, коронавирус пугает меня до уср...ки! Я планировал сидеть дома, пока не изобретут вакцину или типа того… Но я сейчас здесь. И я буду здесь завтра! Потому что мы не можем молчать! Комендантский час (тогда он еще не был отменен. — Прим. TUT.BY) — это ловушка! Чтобы братья из Бедстай и Бушвика (отдаленных районов Бруклина) не смогли к нам присоединиться!
После восьми часов вечера (комендантский час уже наступил) протестующие выходят на проезжую часть и маршируют по городским улицам. Когда мы проходим мимо полицейского участка, кто-то выкрикивает: «F...k the police!» — но лозунг толпа не подхватывает. Репутация движения Black Lives Matter (интернациональное движение, выступающее против насилия в отношении чернокожего населения. — Прим. TUT.BY) и так подорвана вандализмом и грабежами. В настоящее время акции протеста носят исключительно мирный характер. Полиция спокойно наблюдает за происходящим, не производя никаких арестов.
Водители автомобилей улыбаются и приветствуют участников марша протеста сигналами клаксонов. Жители домов высовываются из окон, забираются на крыши, стучат черпаками по кастрюлям. Кто-то вытащил на балкон барабан и барабанит в такт скандирующей толпе: «Как его зовут? Джордж Флойд! Как его зовут? Джордж Флойд!»
Группа волонтеров раздает маски, бутылки с водой, гранола-батончики, фрукты… В районе, где проживают ортодоксальные евреи, многодетные семьи во главе с отцами семейств выстраиваются на обочине, чтобы посмотреть на процессию. Настроение у всех приподнятое. Никакой агрессии. Точно так же — с улыбками, бананами и аплодисментами — город встречал бегунов во время марафона.
«75 вещей, которые белые люди могут сделать для антирасизма»
Американцы предельно осторожны в суждениях, когда речь заходит о расизме. Даже к погромам и грабежам, произошедшим в Нью-Йорке, они пробуют относиться с пониманием и эмпатией. Выросло уже целое поколение американцев с искренним чувством вины за то, что они белые и им все легче дается, чем темнокожим. Отсюда акции, когда белое население городов омывает ноги темнокожим соседям, становится перед ними на колени. Недавно канал HBO удалил фильм «Унесенные ветром» из своего стримингового сервиса из-за жалоб на «романтизацию» рабства и угнетения чернокожих…
Я считаю, что никто не заслуживает насильственной смерти, и поддерживаю протесты против расизма и полицейского произвола (если эти протесты не сопровождаются произволом вандалов и мародеров). Но однажды в разговоре с другом, белым американцем, высказываю недоумение: Флойда хоронят в золотом гробу (до него этой чести удостаивались только Майкл Джексон и Джеймс Браун), мэр Миннеаполиса рыдает над этим гробом. Получается, что человека, который участвовал в грабежах и приставлял пистолет к животу беременной женщины, чуть ли не канонизируют.
Друг опускает глаза и говорит: «It's a little rasist of you to say that». Дескать, Флойд за свои преступления ответил, его личность и прошлое не оправдывают жесткость полиции, он отсидел в тюрьме, встал на путь исправления, ходил в церковь. А кто старое помянет, тому глаз вон.
Угодить в расисты сейчас легче легкого. Главный редактор газеты The Philadelphia Inquirer ушел в отставку после публикации статьи под заголовком «Здания тоже важны» (отсылка к лозунгу «Черные жизни важны»). Текст был посвящен мародерству и погромам на волне протестов. Но заголовок посчитали «глубоко оскорбительным».
Днем позже ушел в отставку редактор «Нью-Йорк Таймс», после того как издание подверглось критике за «противоречивое освещение протестов».
В первые дни после протестов я получаю три письма. Два — от компании, где работаю, еще одно — от ресторана ресторана эфиопской кухни, где я иногда заказываю еду навынос.
Мои работодатели сообщили, что пожертвуют 10% прибыли за последнюю неделю организации, которая защищает права темнокожих американцев. А еще нам отправили длинный список из книг, статей и подкастов на тему расизма, «чтобы быть лучшим союзником черного комьюнити». Среди названий — «Почему белым людям так сложно говорить о расизме», «Как быть антирасистом», «Антирасизм для белых людей», «75 вещей, которые белые люди могут сделать для антирасизма» и так далее.
А вот владельцы ресторана написали эмоциональное письмо о том, что Джордж Флойд умер «как зебра в челюстях льва» и «это было «видео казни». Вот несколько цитат из того письма: «назад дороги нет», «мы чувствуем злость, грусть и эмоциональное опустошение… Кажется, что только психолог может помочь», «Не все владельцы нашего ресторана черные. Мы решили на всякий случай это уточнить, потому что для некоторых это будет иметь значение».
Честно говоря, не думаю, что могу рассуждать о расизме, будучи белой женщиной, которая 26 лет прожила в стране с гомогенным составом населения. Пожалуй, мне стоит изучить некоторые из предложенных книг или статей, чтобы с большей деликатностью говорить на эту чрезвычайно острую в Америке тему. Пока же предлагаю послушать мнения тех, кто на своей шкуре испытал проявления расизма.
Первое, что сказал мне офицер: «Везете ли вы с собой ручные гранаты?»
51-летний программист Дарио Винсент вырос на Гаити, где преобладает черное население.
— У расизма много оттенков, когда люди с более светлым тоном кожи дискриминируют тех, кто на пару оттенков темнее. Например, на Гаити существует большое количество терминов, обозначающих темнокожих людей с более светлой кожей: mulâtre, grimmaud, marabout и так далее… На острове я наслаждался привилегиями «черного с более светлой кожей», но, когда эмигрировал в США, то утратил их.
По словам Дарио, он не встречал чернокожих людей, которые бы не испытали какую-либо форму расизма.
— Ты спрашиваешь, сталкивался ли я с расизмом? Мне хочется ответить: было ли вообще время, когда я не чувствовал его тиски? Расизм присутствует всегда, поэтому необходимо постоянно подстраиваться, укреплять свою бдительность, чтобы предвосхищать опасные ситуации.
В качестве примера Дарио вспоминает ситуации, связанные с полицией.
— В 1989 году я ехал по скоростному шоссе в Нью-Джерси и меня остановил полицейский патруль. Первое, что сказал мне офицер: «Везете ли вы с собой ручные гранаты?» Это было задолго до террористических атак. Много раз во время вождения я замечал следующую за мной полицейскую машину — за каждым осторожным поворотом, неважно, насколько медленно я ехал… Потом меня предсказуемо останавливали под каким-нибудь надуманным предлогом, например что номерной знак не соответствует описанию машины. Когда выяснялось, что все хорошо, мне разрешали продолжить движение. Или другой пример. Во время интервью с нанимателем меня спрашивали, действительно ли я могу делать эту работу. Ведь уроженцы из Карибского региона имеют репутацию ленивых, спящих весь день под пальмой людей.
По мнению уроженца Гаити, существуют примеры неочевидного, завуалированного расизма.
— Лучший пример — онлайн-дейтинг. Обычно это звучит так: «Я не расистка, у меня есть черные друзья, я просто предпочитаю встречаться с тем, кто выглядит как я, это мое предпочтение». Ой ли?
В глубине души Дарио Винсент надеется, что нынешние протесты что-то изменят к лучшему, но знает, что этого не произойдет.
— Я видел подобные бунты: как только пыль осядет, люди, стоящие у власти, предложат нам несколько жертвенных ягнят и продолжат бросать песок в наши глаза. Мы окажемся на той же развилке той же дороги.
Наш собеседник признается, что тот расизм, с которым он встречался, был средней тяжести по сравнению с тем, что испытывают другие.
— Я принадлежу к определенному социальному классу и наделен определенным уровнем образования в числе других качеств, которые защищают меня от самых грубых проявлений расизма. Кстати, когда я находился в Минске в качестве туриста, то не испытывал никакого расизма. Наоборот, все белорусы, которых я встретил, хотели узнать, что привело меня в их город.
«Меня обвинили в нападении на шестерых полицейских»
30-летний рок-музыкант Захарий Белвуд воспитывался белой парой. Они усыновили мальчика в 7-месячном возрасте.
— Город, в котором я рос, населяли преимущественно белые. Впервые я столкнулся с расизмом на детской площадке, когда кто-то из детей назвал меня «нигер». Я не знал значения этого слова и спросил у родителей. Они сказали: «Не позволяй этому слову определять то, чем ты являешься». Природу расизма я познавал через жизненный опыт. К сожалению, случаев было так много, что приводить их все не имеет смысла.
По словам Захария, что такое полицейский произвол вкупе с расизмом он испытал, когда нарушил закон: сел за руль в состоянии алкогольного опьянения.
— Меня остановил полицейский патруль. Запаниковав, я выскочил из машины и начал убегать. Запрещенных веществ при мне не было, когда меня схватили, я не сопротивлялся. Полицейские надели на меня наручники, а потом начали избивать. Их было пятеро или шестеро… Один из них так старался, что сломал себе палец. Избитого, меня доставили в больницу, а когда я оклемался от полученных травм, осудили на шесть месяцев тюрьмы по обвинению в атаке на шестерых полицейских. Мне было 19 лет.
Рок-музыкант активно участвует в протестах.
— У тебя есть выбор — либо стать жертвой, либо решить проблему. Да, иногда нужно что-то разрушить, что-то поджечь. Нельзя сделать омлет, не разбив несколько яиц. Я против того, чтобы наносить вред малым бизнесам, семейным ресторанам, аптекам, музыкальным магазинам… Но что касается корпораций… Корпорации обкрадывают нас через налоги, чрезмерную приватизацию. Их мне не жалко. Им я буду противостоять. Пассивность приведет к еще большему расизму.
«В школе травили даже черные одноклассники»
Семья психолога Сэрайи Клементе эмигрировала в штаты из Бангладеш, когда девочке было 11 лет.
— Там у нас был большой дом, прислуга, родители работали на государственной службе. Папа — в министерстве сельского хозяйства, мама — в медицинской сфере. В США родителям пришлось начать заново. Им удалось купить дом, дать мне и сестре хорошее образование. Но для этого им пришлось работать не по призванию: папе — в почтовой службе, маме — продавцом в галантерейном отделе универмага.
30-летняя Сэрая вспоминает, что в школе ее травили даже черные одноклассники.
— Чернокожие дети составляли большинство учащихся, а люди с моим цветом кожи и этнической принадлежностью — меньшинство. Так и в жизни — чем больше представителей у группы, тем больше у нее власти. Одноклассники обсуждали меня на испанском, думая, что я их не понимаю, называли «индуской», «хинди», хотя я из Бангладеш и мусульманка по вероисповеданию. Никто прямо не указывал на цвет моей кожи, но я чувствовала, что причина в этом.
Повзрослев, девушка поняла, что расизм больше имеет дело с физической красотой и социальным классом, чем с цветом кожи.
— К моменту окончания колледжа я изменила стиль, научилась за собой ухаживать, начала по-другому себя преподносить и вдруг начала всем нравиться. Не могу вспомнить ни одного случая расизма после 20 лет. Было ли это результатом внешней трансформации или того, что я окружила себя более зрелыми людьми? Я вышла замуж за белого американца, который любит меня такой, какая я есть, и принимает меня как свою. Будучи подростком, я даже не могла предположить, что такое возможно!