«Пот льётся в трусы ручьём». Медсестра из Слуцка рассказала о работе в «ковидном» отделении

 Женщина рассказала «Кур'еру», как проходит её рабочий день, боится ли она заразиться, что тяжелее всего переносить во время смены и как реагируют окружающие на её работу с коронавирусными пациентами.

«В «ковидном» отделении мы работаем по сменам, — говорит Надежда. — Смена может длиться 6 или 12 часов.

Когда шла на первую смену, думала, что будет тяжелее, ведь больные специфические и течение болезни разное, боялась не справиться. Но когда начала, на переживания просто не осталось времени, столько работы.

В «ковидных» сейчас работают медсёстры из разных отделений. Для этого им пришлось перепрофилироваться. Перед открытием отделений всех обучали, как правильно одеваться, обрабатывать руки, снимать костюм, инструктировали. Изучали много новой информации, приказов по санэпидрежиму.

Смена начинается с того, что в «чистой» зоне мы переодеваемся, измеряем температуру и надеваем полную защиту: костюм из плотного спанбонда, шапочку, респиратор, очки и трое перчаток. Некоторые под низ надевают пижаму, которую нам выдают, или легинсы и майку. На ноги предусмотрены бахилы, но многие купили резиновые полусапожки, потому что бахилы съезжают и путаешься в них.

Каждую смену выдают новый комплект защиты, многоразовые только очки и обувь, которые между сменами дезинфицируют.

Очки, чтобы не запотевали, натираем мылом или обрабатываем раствором, но к концу смены всё равно покрываются испариной.

Друг другу помогаем одеваться, потому что верхние перчатки нужно зафиксировать лейкопластырем, чтобы не съезжали. На руках — трое перчаток: первые — под комбинезон, вторые — поверх комбинезона, а третьи — для дополнительной защиты. Руки за целый день в перчатках отмокают.

Некоторые сотрудники используют памперсы, потому что в «грязной» зоне в туалет сходить нельзя, но я приспособилась так: последний раз пью за два часа до смены и выдерживаю.

Если я заступаю утром, то сначала принимаю больных от другой смены: узнаю, как изменилось состояние, на кого обратить внимание. Потом иду по палатам, меряю сатурацию (насыщаемость кислородом крови) у каждого, вношу данные в листы назначения, которые заполняет врач. После этого отвозим больных на обследования, если назначены: УЗИ или КТ.

Кардиограмму мы снимаем сами, забор крови для анализов тоже. В 10 часов начинаются инъекции, капельницы. После обхода делаем выборку лекарств: смотрим, кому что назначили, кому — отменили, раскладываем и раздаём лекарства. Температуру измеряют два раза в день. Самое напряжённое время до обеда. Обедают все пациенты в палатах, поэтому помогаем санитаркам раздавать еду.

Во время «тихого часа» у пациентов медсёстры стараются подменить друг друга, чтобы можно было выйти в «чистую» зону пообедать. Для этого снимаем защитную одежду, принимаем душ, переодеваемся. В специальной комнате можно хотя бы вытянуть ноги, ненадолго прилечь.

Коронавирус и всё, что пишут о нём, не обсуждаем. Эта тема как оскомина.

Там же выдают обед: первое, второе, салат, сок, булочку. После обеда снова одеваюсь в защитную одежду и захожу в «грязную» зону. В ночную смену таких перерывов нет.

После «тихого часа» прохожу по палатам и раздаю градусники, измеряю сатурацию и провожу процедуры по назначению врача. В это время нужно ещё заполнить документацию: подклеить в карточки результаты анализов, внести записи в журнал. В 20 часов — пересменка.

Медсёстры и санитарки практически всю смену находятся в «грязном» отделении. Когда поступают новые больные, врач делает осмотр, назначения и может выйти. Пациента помещают в палату, и им занимается медсестра. Их задача — оформить историю болезни, измерить уровень кислорода, температуру, давление, взять анализы, сделать уколы, поставить системы. Носишься туда-назад. Врача вызываем в отделение, если у пациента ухудшение состояния, поднялась температура или низкая сатурация.

У вновь поступающих больных всегда паника, но проявляется она по-разному: кто-то нервничает или плачет, кто-то истерит, а кто-то молчит. Но, попадая сюда, боятся все.

Когда первичным больным разносим таблетки, спрашивают, что даём, от чего они. Я поясняю коротко:"От давления, защитить желудок". Почему выбрано для лечения то или иное лекарство, я не могу сказать точно, ведь назначения делает врач, поэтому говорю: «Подробно можете спросить у врача».

Те, кто пролежал более 20 дней и идёт на поправку, уже начинают жаловаться: «Скорее бы домой, надоело». Я их понимаю — в палате так долго тяжело находиться. Стараюсь пошутить, чтобы разрядить обстановку. Пациентам из палаты выходить нельзя — только в туалет или душ. Больным разрешено пользоваться телефонами, если не в реанимации. Если они на кислороде — трубочка в носу, она не очень мешает, разговаривать можно. В реанимации, на ИВЛ - особый режим.

Пациенты говорят между собой обо всём. Когда круглосуточно друг с другом — хочешь не хочешь, будешь разговаривать. Но некоторые уходят в себя, отвернутся и лежат.

Больные в основном лечатся 21 день. У кого более лёгкая форма — выписывают раньше.

В коридоре круглосуточно горят кварцевые лампы. В скафандре жарко, особенно если на улице тепло. Пот течёт в трусы ручьями. К концу смены запотевают очки, уже напрягаешь глаза, смотришь каким-то боковым зрением. Особенно трудно при этом сделать забор крови из вены.

Очень болит лицо от масок и очков, почесать или потереть нельзя никак. Просто терпишь, терпишь и всё.

Перед тем как снять защитный костюм, обрызгиваем его дезинфицирующим средством. Когда снял — не знаешь, что вперёд сделать: то ли пить, то ли бежать в туалет. Пить хочется очень! Такое чувство, что вкуснее воды ничего нет! Выпиваю не отрываясь пол-литровую бутылку.

Морально тяжело, непривычно. Пустые коридоры, нет никакого движения, только слышишь из палат:"Кхы-кхы, кхы-кхы".

Когда шла работать в «ковидное» отделение, страха контактировать с больными не было. Я не думаю постоянно о том, что могу заболеть, потому что очень внимательно отношусь к защите и дезинфекции. Боюсь не столько заразиться, сколько принести в семью, детям, поэтому обрабатываю всё очень тщательно.

Психологически оказалось сложнее: не все пациенты понимают, что нам тяжело, есть такие, которые даже хамят. Я молчу, сделаю, что надо, выйду, про себя скажу пару слов и дальше работаю. В перерыве друг с другом поделимся, над чем-то посмеёмся — и легче. Мужчины лучше себя ведут, чем женщины, отвечают приветливо, когда здороваешься или шутишь. Как дела, спросишь, говорят: «Нормально». Большинство пациентов относятся к персоналу хорошо, с пониманием. Больше всего неприятно, когда некоторые выражают недовольство всем подряд, без повода: спросила не то, сделала не так. Я стараюсь не реагировать.

Сама работа привычная, но когда идёшь, думаешь: «Опять костюм!».

Отметины от маски на лице держатся до 10 часов. Когда иду пешком после смены домой, люди шарахаются.

Если устала сильно — еду на такси. Первый вопрос: «С работы? Много больных?», отвечаешь: «Терпимо». Некоторые таксисты по-человечески нас жалеют и даже снижают цену вдвое, за что им большое спасибо.

Раньше я более спокойно относилась ко всему, что связано с распространением этого заболевания. Пока не побывала и не посмотрела. Люди, которые попали в больницу, тоже начинают относится по-другому. Они видят, как мы работаем.

Я везде соблюдаю дистанцию и «отгоняю» всех от себя. Надо понимать, что любой человек, с которым ты общаешься, — потенциально «ковидный» больной, только без симптомов. В любом случае надо держать расстояние. К родителям я не хожу и со знакомыми сейчас не контактирую. Когда встречаю их на улице, то предупреждаю: «Не подходи близко!». Реагируют нормально.

Дома дети переживают, спрашивают каждый день, много ли больных поступило, устала ли.

Когда прихожу с дежурства, отключаю телефон и ложусь спать. Не думаю, что это скоро закончится".