Бабарико и Мотолько о том, сколько зарабатывает Mola со сборов врачам и почему они не получают зарплаты
Когда в Беларуси начался резкий рост заболеваний коронавирусной инфекцией, выяснилось, пожалуй, самое страшное: у врачей не хватает средств защиты. Без них они не могут лечить пациентов, поскольку сами почти сразу становятся пациентами. Кампания по сбору денег для помощи медикам стартовала 26 марта, деньги волонтеры собирали через платформу MolaMola. За полтора месяца на платформе запустилось 40 кампаний по сбору помощи медикам по всей стране, и было собрано более 720 тысяч рублей.
Спустя месяц после запуска кампаний, создателей MolaMola Эдуарда Бабарико и Антона Мотолько в соцсетях стали обвинять в том, что платформа берет «огромный процент с пожертвований врачам, чтобы ее создатели жировали в это непростое время». TUT.BY поговорил с Бабарико и Мотолько, чтобы узнать, какая цифра скрывается за «огромным процентом», на что его тратят в MolaMola и почему создатели платформы все равно не получают зарплату.
MolaMola — фандрайзинговая платформа, созданная командой краудфандинговой платформы Ulej.by, которую в 2015 году запустил Белгазпромбанк. Эдуард Бабарико — директор по развитию Ulej.by, сын председателя правления Белгазпромбанка Виктора Бабарико.
«Когда мы запускали Mola, не думали, что через год произойдет эпидемия и мы сможем «нажиться»
— Давайте начнем с претензий, обрушившихся на вас в соцсетях. Вас обвинили в том, что вы, цитирую: «не отказались от процента при сборах на медицинские цели, хотя бы на время пандемической ситуации». То есть фактически в том, что вы наживаетесь на беде. Что вы можете ответить на эти претензии?
Бабарико: Я бы начал с того, что Mola на данный момент — стартап, который, помимо больших амбиций, испытывает много ограничений, в том числе в вопросе гибкости. Нужно понимать, что тот инструмент P2P-переводов, который мы используем, не гибок с точки зрения установки или изменения комиссии, потому что он не умеет: а — дифференцировать комиссию, то есть мы не можем устанавливать одну комиссию на одни проекты и другую на другие, это в принципе невозможно, б — если бы мы хотели изменить комиссию, это все равно потребовало бы довольно много времени на согласование со всех сторон, потому что мы не единственная сторона, устанавливающая правила игры. Любой пересмотр условий проходит так: мы пишем запрос в банк, потом обсуждаем эти условия, потом они проходят согласование и только потом мы видим какой-то результат. Но также стоит учитывать, что в этом случае комиссия изменилась бы абсолютно для всех кампаний.
— Кто входит в эту цепочку согласований?
Бабарико: На данный момент банк — это тот, с кем мы напрямую коммуницируем. У банка есть взаимодействие и условия с платежными системами Visa и Master Card, у которых есть установленная себестоимость транзакций. И изменение любых условий, в данном случае размер комиссии, рассчитать и согласовать со всеми комитетами, которые существуют в банке. Поэтому наша позиция заключается в том, что мы не отрицаем того, что у любого бизнеса и проекта, помимо желания быть эффективными, должна быть какая-то социальная ответственность. Мы с этим согласны, мы понимаем, что мы не гибкие, это плохо и мы безусловно сделаем выводы на будущее, чтобы иметь возможность быстро подстраиваться под ситуацию.
Если что-то вызывает негатив, значит, что-то не так. Говорить, что все эти люди не правы, глупо. Но, опять же, стоит понимать, никто, в том числе и мы, не были готовы к тому, что что-то такое произойдет. Когда мы год назад запускали Mola, мы не думали, что через год наверняка произойдет какая-то эпидемия и мы сможем «нажиться». В начале апреля мы были застигнуты врасплох, мы не ожидали такого молниеносного роста и нагрузок. У нас падал сервер, был вахтовый метод, когда мы круглосуточно по очереди поддерживали пользователей, сидели на обратной связи, сопровождали запускаемые кампании. В силу своей ограниченности мы реагировали как могли.
— Давайте конкретно о цифрах. Какой процент со сбора Mola берет себе?
Бабарико: Общая история звучит так: комиссия площадки, банка и платежной системы составляет 6%, но не менее 1 рубля 10 копеек с транзакции. Почему есть этот 1,1 рубль? Потому что очень много из этого 1,1 рубля — себестоимость платежных систем Visa и Master Card. К сожалению, в договоре с банком, который мы подписывали, есть пункт о неразглашении внутреннего деления этих 6%. Мы не можем рассказать, а более того, мы не знаем, сколько Visa и Master Card берут со сбора, сколько берет банк мы тоже разгласить не можем. Мы можем лишь рассказать про общую комиссию — это 6%, и можем рассказать о своей выручке по комиссии, не разглашая процентов. Поэтому на сайте мы подготовили калькулятор, который считает общую комиссию и комиссию «Молы» по каждому проекту. Насколько мы видим, комиссия «Молы» составляет чуть меньше 4%, в среднем — 3,7−3,9%.
Мотолько: Эта информация доступна в режиме онлайн. Ссылка на калькулятор — внизу сайта, можно посмотреть комиссию по завершенной или незавершенной кампании. Любую кампанию можно проверить в любой момент.
Бабарико: Вот вы цитируете тех, кто говорит, что Mola берет деньги с пожертвований. Но тут есть очень важный момент. Правда состоит в том, что для спонсоров — людей, которые жертвуют, Mola бесплатна. То есть когда человек перечисляет 20 рублей, все 20 рублей переходят автору кампании. У нас финансовые отношения исключительно с людьми, которые запускают кампании. То есть при запуске кампании мы человека всеми возможными способами уведомляем и предупреждаем о том, что Mola работает по принципу комиссии. Когда человек указывает определенную сумму, которую хочет собрать, мы ему пишем: учитывайте, что эта сумма должна включать комиссию площадки, банка и платежной системы. И со всеми этими условиями прекрасно знакомы не только спонсоры, которые почему-то относят эту комиссию на себя, но и авторы, которые обладая всей открытой информацией и по Mola и по рынку, по какой-то причине делают выбор в сторону Mola. С нашей стороны нет никакого лукавства.
Почему через Mola удобнее собирать деньги? Потому что у всех участников процесса есть понимание открытости: они видят, как активно идет сбор, сколько денег еще нужно собрать, видят отчеты. Этот принцип открытости мы применяем и к себе и всеми возможными способами доносим информацию, что Mola не бесплатна для авторов. И если, как говорит Антон, первые недели, когда эпидемия начала двигаться по экспоненте, на Mola начали образовываться десятки сборов, и все организаторы этих сборов были знакомы с условиями, значит, мы оказались наиболее эффективным инструментом. Сейчас подключаются крупные игроки, начинает двигаться государство. Наверное, Mola уже основную свою роль отыграла.
— Хорошо, вы говорите, что зарабатываете, хоть и не так много, как всем кажется. Но как и любого бизнеса, тем более совсем недавно стартовавшего, заработанные деньги уходят не на развлечения создателей платформы, а на аренду офиса, зарплату сотрудникам, поддержку сайта, налоги и так далее. Вам хватает на расходы на проект?
Бабарико: Мы делим расходы по проекту на две составляющие. Первая — это операционные расходы, в которых входят сотрудники, которых в Mola не очень много, аренда, бухгалтерия, банк, расходы на сервер и всю техническую часть. И все эти расходы увеличились, потому что нагрузка на сервер резко увеличилась, нам даже пришлось в экстренном порядке переезжать на новый сервер и увеличивать мощности. Но есть и другая составляющая — инвестиционные расходы, то есть инвестиции в развитие сервиса. И с момента запуска до сегодняшнего дня по Mola было больше 30 обновлений, из которых 17 — значительные. Изначально Mola запускалась как очень примитивный сайт, но в итоге она разрасталась. И если раньше образовывался какой-то операционный плюс, то есть сэкономленные деньги, все это уходило в разработку. Более того, этих денег никогда не хватало для того, чтобы закрыть всю разработку. Были истории, когда мы закладывали деньги извне, не из операционных расходов, чтобы сайт развивался. Все это время Mola развивалась в первую очередь на инвестиционные деньги.
Если говорить о ситуации с апрелем, нужно понимать порядок расчетов. Мы не пропускаем через себя деньги. Прелесть P2P-переводов в том, что деньги идут с карты на карту, то есть от спонсора — человека, который решил сделать пожертвование, к автору кампании. А комиссия, которая установлена, рассчитывается в последствии банком и на основании акта банк производит с нами расчет. В обычных условиях это происходит во второй половине месяца. То есть деньги, которые были заработаны площадкой в апреле, мы только во второй половине мая увидим.
И тут очевидно встают вопросы. В любом стартапе заработанные деньги очень эффективно тратятся — ровно на развитие стартапа. И мы, безусловно, будем задумываться, насколько целесообразно тратить всю сумму, которую мы заработали в апреле. Можно ли что-то куда-то рефинансировать не в разработку, а на какие-то другие цели? Безусловно, мы будем поднимать эти вопросы, советоваться со своей совестью и прислушиваться к окружающим. Но пока очень трудно распоряжаться деньгами, которых пока нет.
Кто-то нам говорил, что мы упустили репутационный шанс. Мол, когда начали запускаться кампании по COVID, если бы мы снизили процент комиссии, мы бы заработали какую-то репутацию. Мы это тоже прекрасно понимаем, но тут мы возвращаемся к первому вопросу — мы технически не можем это сделать быстро. Мы признаем, что это проблема. Когда мы получим эту комиссию, мы примем решение, что с ней делать.
— То есть у вас есть мысль о том, чтобы потратить заработанные деньги на помощь врачам, потому что на вас давит общественное мнение?
Бабарико: Не поэтому. У нас позиция такая: даже если мы не захотим или не посчитаем нужным, понимая всю ответственность, куда-то перераспределять полученные деньги, у Mola есть немало вызовов, связанных с развитием. В этом месяце Mola появится в Украине — это большой и серьезный вызов, мы рассматриваем возможность запуска приложения, которое позволит удобно и быстро в два клика с телефона поддерживать те или иные инициативы. У нас есть вызов, связанный с переработкой платежного инструмента, чтобы сделать его универсальным и дать возможность поддерживать не только физлиц, но и юрлиц, поддерживать из-за границы. Вызовов очень много. Я не знаю, чем закончатся наши рассуждения. Но вариантов много, в том числе распределить часть денег не на развитие сервиса, а на поддержку кампаний по COVID.
— А есть хотя бы приблизительная сумма, которую вы получите?
Бабарико: На данный момент это около 20 тысяч рублей. Но хотел бы обратить внимание на то, что это не точная цифра. Точную мы узнаем лишь в конце мая.
«Публичность человека — одна из гарантий, что он не мошенник»
— Среди тех, кто обсуждал вашу работу в соцсетях, был и те, кто негодовал: мол, сейчас вы рассказываете, что заработанные с комиссии средства вы тратите на поддержку сервиса, сотрудников и т. д, а раньше, мол, как справлялись, когда до пандемии суммы, проходящие через сервис, были в десяток раз меньше? Расскажите, как вы раньше справлялись?
Мотолько: Расходов, когда было меньше работы, было меньше. Если мы уберем все, что касается развития сайта, то в остальном мы старались изначально оптимизировать издержки так, чтобы комиссия была наиболее минимальной, какую мы можем поставить. У нас в команде три человека: модератор и мы с Эдуардом, сидящие без зарплаты. Снизить издержки нам помогло то, что юридически Mola сейчас в составе «Улья» (Краудфандинговая платформа. — Прим.TUT.BY). Соответственно, мы можем не 100% платить за аренду, а лишь за ту часть офиса, которую мы занимаем, не 100% платить юристу, а лишь за объем работы, который мы запрашиваем, бухгалтерия — аналогично. Как только мы говорим о необходимости выхода в отдельное юрлицо, то операционные расходы вырастут в разы. На сегодня техразработка в операционку не входит, мы ее рассматриваем как отдельную категорию — развитие и доработка сайта.
Критики говорят, что Mola — это просто сайт, к которому привязана платежная система. Изначально так и было: была страница с описанием проекта и возможность оплаты. Потом появились комментарии, новости, возможность смены карты без обращения в техподдержку. И, следовательно, операционные издержки, которые были еще в декабре, и операционные издержки, которые начались в марте, когда пошел поток людей, не сравнимы. И в них мы не закладывали разработку сайта. Как только разработка входит, ни о каких полных покрытиях, даже комиссиями, речи не идет.
— Вернемся к техническим вопросам: как вы проверяете тех, кто инициирует сбор? Может, человек сегодня собирает помощь врачам, а завтра деньги снимет и прости-прощай. В ситуации, когда люди жертвуют деньги потенциально на то, чтобы их было кому спасать, важно знать, что жертвуешь не мошеннику.
Бабарико: Я расскажу, по какому принципу работает Mola, а Антон расскажет, как мы адаптировались под COVID-кампании. Наша задача была создать инструмент, который позволит за 10−15 минут запустить из любой точки мира, обладая белорусской карточкой, полноценный сбор средств. У нас это получилось, но каких-то особых требований к авторам мы не предъявляем. Мы говорим о том, что вся информация, размещенная автором у нас на сайте, она размещена под ответственность автора. Мы перед запуском кампании модерируем ее на предмет соответствия законодательству, на этом все. Дальше возникает вопрос отношений спонсора и автора. Мы спонсорам и в соглашении, в «вопрос-ответ» говорим: если вы не доверяете автору, перечислять деньги не нужно, если у вас есть вопросы, вы можете зайти на страницу кампании, нажать на контакты автора и задать эти вопросы лично. И пока не будете уверены, что этот человек добросовестно потратит деньги на то, на что обещал, перечислять деньги не стоит.
У нас есть открытая площадка, которая позволяет обществу само себя регулировать. Мы добавили кнопку «пожаловаться на кампанию» и любой человек может нам написать, если у него есть сомнения к добросовестности кампании.
Так было всегда, но когда появились кампании, связанные с коронавирусом, мы поняли, что сама связка Mola + «сборы на противокоронавирусную кампанию» начала пользоваться доверием априори. То есть если люди видели Mola — COVID, с учетом всего информационного шума, у них не возникало вопросов «а не мошенничество ли это?» Мы понимали, что мы никаких дополнительных требований к авторам кампаний не выдвигали, поэтому был разработан минималистичный, экономный метод, позволяющий верифицировать людей, собирающих деньги.
— Как? Наличием Мотолько в общих друзьях в соцсетях?
Мотолько: Ну почти. Один из первых факторов — публичность человека, ведущего сбор денег на помощь врачам. Чем более публичный человек, тем больше к нему доверия по простому фактору — с него спросят.
— Но это не отменяет того, что он может быть мошенником.
Мотолько: Конечно. Второй момент — реальность сбора. То есть неизвестный автор, пишущий «Я собираю 180 тысяч рублей, чтобы купить то и то» не пройдет, на него никто не станет жертвовать деньги.
Бабарико: Все начиналось с трех сборов: «ссобойка доктору», сбор Андрея Стрижака и третий — женщина, которая была первой и спонтанно начала сборы для медиков. Она собрала около 20 тысяч рублей и поняла, что масштаб, который это все набирает, она не потянет. Она отчиталась за все деньги и завершила сбор.
— Эта женщина — не публичный человек?
Мотолько: Вообще. Это была мама знакомого нашей коллеги. То есть внутренняя цепочка была, мы понимали, что это не анонимный человек, реальный, и какой-то кредит доверия к нему был. Но, возвращаясь к вопросу верификации, был еще и третий момент — отчеты за собранные деньги. Первые отчеты верифицируют сбор, когда спонсоры видят, что деньги пошли на указанные цели. Когда пошел рост кампаний по сбору помощи врачам, мы включили еще один инструмент проверки автора — его медийность. Особенно это работало в регионах. Там люди обращались в паблики в соцсетях, к местным журналистам, чтобы они рассказали про сбор средств в СМИ. И тут мы понимали, что сами журналисты помогают нам верифицировать авторов кампании, задавая им правильные вопросы. И последний инструмент проверки — это взаимодействие с больницами. Многие авторы сборов указывали контактное лицо в больнице, мы связывались и спрашивали, знают ли в больнице про такой сбор.
С «ссобойкой доктору» тоже было просто: мы просили кафе, готовившие еду врачам, размещать ссылку на сбор у себя в соцсетях, чтобы спонсоры видели, что кафе реально собирает деньги на это. Плюс, здесь тоже помогали первые отчеты о том, что они передали еду медикам.
— То есть необходимости просить у человека, запускающего кампанию, копию паспорта вы не видите?
Бабарико: Когда что-то делаешь, рассчитываешь на какой-то результат, делаешь больше — должен быть больший результат. Для нас очевидно следующее: просить проверять, идентифицировать человека — это много действий, операционные издержки большие. Например, за год у нас около полутора тысяч запущенных сборов, если с каждым разбираться, Mola бы никогда в жизни даже на эти чуть меньше 4% комиссии не окупила бы свои операционные издержки. А пользы от этого не намного больше, потому что общество в условиях открытости само себя регулирует. То есть если я знаю, что этот автор — мой сосед-алкоголик и он не собирается медикам помогать, то я могу нажать кнопку «пожаловаться» и сообщить об этом.
Мотолько: Как максимум — написать заявление в милицию, если есть факты, подтверждающие мошенничество или обман.
Бабарико: Мы не хотим, чтобы нас ассоциировали с благотворительным фондом. Мы всего лишь предоставляем инструмент и пытаемся сделать его максимально удобным и надежным, и безопасность — один из приоритетов, как и открытость, простота и скорость. Если говорить про классический благотворительный фонд, то если у фонда нет внешней поддержки в виде грантов, то совершенно естественно, что фонд оставляет себе от 10 до 30% всех собранных денег просто для того, чтобы работать. Когда мы предлагаем открытый инструмент, это позволяет достигнуть снижения комиссии до 6%, а в итоге мы получаем такой же результат, а может и более гибкий.
Для нас было удивлением, что в ситуации с COVID не появился один большой игрок, который собирал бы деньги на помощь врачам, а появилось много маленьких, децентрализованных целевых сборов с очень маленькими операционными затратами.
«Назначать себе зарплаты за несуществующую работу мы просто не видим смысла»
— Вы уже сами сказали, что работаете без зарплаты. При этом в соцсетях бесконечно пишут, что вы жируете на проценты с пожертвований врачам. Но вы же бизнес, а не благотворители, как мы уже прояснили. Почему не платите себе зарплату?
Бабарико: Как я уже сказал, мы стараемся правильно структурировать свое отношение к своим ролям и ролям других людей. Mola — проект, который не является некоммерческим проектом. Это социально направленный проект, но без устойчивой бизнес-модели, без устойчивых экономических показателей, динамики роста любой проект вынужден существовать на каких-то дотациях, грантах. И это очень уязвимая позиция: не будет внешних вливаний, проект закончится. Когда мы запускали Mola, мы понимали, что такого не хотим. Мы хотим создать систему, которая будет развиваться и двигаться вперед, а для этого нужен баланс между расходами и доходами.
Мотолько: Mola изначально не была благотворительностью. Мы спорили как нам правильно назвать себя — инструмент или платформа. Возможно, если бы назвались инструментом, вопросов было бы меньше. А так люди считают, что раз мы платформа, то мы берем деньги и распределяем их между кем-то.
— Думаю, заблуждение состоит в том, что многие считают, что вы лично ничего не делаете, у вас просто есть сайт, на котором одни люди перечисляют деньги другим.
Мотолько: Возможно. Но мне очень льстит, что у Mola имидж большой и серьезной вещи и вопросы, которые задаются, касаются только этих мифических процентов, которые мы «загребаем» себе в карманы и ездим в Дубай на выходные. Да, с точки зрения пользователя Mola — это сайт, на котором есть около 1,5 тысяч кампаний, на которые можно перечислить деньги. А это, оказывается, целый проект, который требует технической поддержки и вливаний средств.
Бабарико: Возвращаясь к зарплате. Мы поставили перед собой задачу выстроить систему, которая сама себя будет обеспечивать, и более того — полученных денег будет хватать на развитие. Второй момент не очень популярный: этично ли основателям площадки зарабатывать на этом? С одной стороны очевидно, что да. Но с другой стороны тут примешивается следующее: вот люди безвозмездно перечисляют кому-то деньги, а вы тут с них зарплату получаете. На мой личный взгляд, деньги — это всего лишь информация. Чем более удобный и востребованный продукт человек производит, тем больше он получает той самой благодарности от людей. На этом построена вся рыночная экономика.
Я не исключаю, что однажды это произойдет и Mola масштабируется на другие страны и мы, как основатели, почувствуем, что Mola стала активом, который нам еще что-то и приносит. Но белорусский рынок очень маленький, чтобы воспринимать Mola как актив. Если Mola остается на территории Беларуси, то ничего из нее не получится, если ее масштабировать, то делать это нужно по принципу международных проектов, международных стартапов: проект должен быть универсальным, мобильным, сбалансированным с точки зрения доходно-расходной базы.
И мы понимаем, что растить бизнес-модель, в которой операционную ключевую роль играет Антон или я, нецелесообразно. И такой потребности нашего участия в операционной деятельности нет. Мы позиционируем себя как сооснователи проекта, мы не сотрудники проекта, поэтому назначать себе заработные платы за несуществующую работу мы просто не видим смысла. Наверное, если бы я сидел в службе поддержке и отвечал на запросы, то, наверное, я бы считал правильным установить себе заработную плату. Так как все-таки мы сейчас занимаем роль больше предпринимательскую, а не наемную и исполнительную, то наша ставка на то, что Mola может быть очень хорошим, интересным и большим проектом. Поэтому очень много наших усилий направлены на масштабирование проекта.
— Была к вам претензия и по отчетности. Насколько понимаю, людям мало отчетов, которые вешают на страницах сборов инициаторы, мол, купил 300 респираторов. Они хотят видеть, на что потрачен каждый рубль.
Бабарико: Если спонсоры требуют, значит нужно. Мы все это видим и слышим, понимаем, что нам неправильно заниматься созданием этих отчетов, потому что тогда мы превратимся в благотворительный фонд либо некоммерческую организацию с огромным количеством издержек. Наш принцип — децентрализация. И в этом случае мы думаем, какой инструмент предоставить автору, чтобы ему удобно было отчитаться. Сейчас мы внедрили «новости», где авторы пишут отчеты. Кто-то из авторов не пишет там, а пишет у себя в соцсетях, поэтому мы думаем, как подружить сайт и соцсети. Дальше мы понимаем, что человек написать может что угодно, нужно подтверждение, спонсоры требуют. То есть либо нужны фотографии чеков, либо каждому автору кампании под сбор надо заводить отдельную банковскую карточку, транзакции с которой будут в реальном времени отображаться на странице сбора. Мы сейчас активно обсуждаем все варианты для того, чтобы Mola стали еще больше доверять, но чтобы при этом она сохранила свою оперативность и удобство и для спонсоров, и для авторов кампаний.
«Вряд ли для большинства белорусов было открытием: о, я могу помогать»
— Давайте поговорим о высоком. Вы в своей работе воочию видите всплеск активности гражданского общества Беларуси, что сейчас люди жертвуют гораздо больше, чем в «мирное» время. По-вашему, насколько велика вероятность сохранить такую активность после пандемии и вообще, видите ли вы в обычное время у людей запрос на помощь друг другу?
Бабарико: Сейчас точно пик, Mola за месяц многократно увеличила количество собранных средств, мы тут себя не обманываем и понимаем, что этот пик связан с конкретной темой. Вряд ли для большинства белорусов было открытием: о, я могу помогать. Но на черты характера, думаю, эта история с пандемией никак не повлияла, она показала людям, что это действительно работает: что человек я вроде маленький, но могу повлиять на то, что происходит в моей стране. Речь о популяризации какого-то образа жизни, и это никогда не происходило за месяц, год, необходимы годы последовательного развития, чтобы выработать такой коллективный образ жизни. Ситуация с пандемией чуть-чуть ускорила этот, на мой взгляд, очень естественный процесс. Эта положительная динамика, которую мы наблюдаем на протяжении нескольких лет с «Ульем» и теперь с Mola, показывает, что все больше и больше людей вовлекаются в этот процесс. Это здорово. Какие-то пики немного это ускоряют. Я верю, что в будущем люди будут еще более сознательными и будут верить, что влияют на то, что происходит вокруг.
Для гражданского общества Беларуси пандемия стала лакмусовой бумажкой, которая показала, что можно не ждать, а начать действовать, и что 10 тысяч человек в рамках одного сбора могут реально помочь.
Мотолько: Гражданское общество Беларусь за последние 25 лет пережило много всего, в том числе локдауны. Во время пандемии оно снова стало птицей Феникс, которая возрождается из пепла. Когда мы видим, что в десятках городов Беларуси появляются инициативы, которые, в отличие от серьезных структур, в том числе государства, могут начать помогать быстрее. Когда оказалось, что у медиков нет средств защиты, пока Минздрав искал СИЗы, устраивал тендеры и прочее, люди уже несли СИЗы из своих личных запасов, из магазинов и так далее. То есть пока одна большая структура только настраивала процесс, который потом, возможно, будет работать четко, быстро и по делу, локальные инициативы людей смогли очень быстро закрывать очаги. Это было очень круто и люди увидели, что от их действий зависит очень много. Опять же, история Беларуси говорит: от тебя ничего не зависит. Но тут нет, тут люди увидели, что вот, они что-то сделали и тут же получили результат — врач теперь в костюме и с респиратором. Когда закроется проблема с больницами, эти люди могут перенаправить свою помощь пожилым людям, бизнесу или еще кому-то, поскольку они увидели, что это работает. И это действительно очень важно и здорово для белорусского гражданского общества.